kn-Gurchenko

Раз я вспомнил про «Ночной визит», то грех не вспомнить о своей работе с Людмилой Гурченко на фильме «Моя

морячка», а заодно и все, что с этим связано.

Как-то я с сыном Юрой и с приятелем ( тот тоже был со своим сыном) гуляли в парке им. Горького. Дети наши катались на

карусели,а мы разговаривали... Но я краем уха слышал, как из Зеленого театра доносились звуки песни. Песня мне показалась

очень странной.

« Приходи ко мне морячка, я любовь тебе отдам»...

Песню пел мужской голос под аккомпанимент аккордеона, мотивчик был простой, я его тут же запомнил, а когда песня

закончилась, ведущая вдруг обьявила:

- Есть еще желающие?! У вас прекрасная возможность проверить, есть ли у вас талант!

- Ты что, не слушаешь меня? - спросил меня приятель.

- Ты понимаешь, вот в эту минуту я заработал шесть тысяч рублей!(именно столько в те годы платили за сценарий на

«Мосфильме») - сказал я своему приятелю. - Я придумал сценарий.

- Какой?

- А вот такой: герой фильма приходит в парк культуры, чтобы получить премию за талант, каждый раз исполняет одну и ту

же песенку «Приходи ко мне, моя морячка!» и ведущая каждый раз дает премию кому-то другому...

- И из этого может получиться фильм? - не поверил приятель.

- Еще какой! - уверенно сказал я и в тот же вечер написал заявку.

К сожалению ( а может и к счастью?) заявкой моей никто в свое время не заинтересовался, а после того, как произошла

перестройка и я снял свой первый «режиссерский» фильм «За прекрасных дам!» я решил, что могу и сам снять « Мою морячку».

К тому времени я уже привлек в качестве продюссера фильма «Бабник» своего соседа по Баку, в прошлом капитана кранового

судна, а в то время директора универсама на Мичуринском проспекте Сержа Аллахвердова. Я частенько заходил к нему за

дефицитным сервилатом, индийским чаем, растворимым кофе... И в один из приходов застал там склоку между ним и

ветеранами, которые требовали к празднику более дефицитные пайки. Когда ветераны ушли, я сказал Сергею, понимая,что

подрубаю сук, на котром сижу:

- Слушай, зачем тебе эта работа? Сейчас ведь перестройка - можешь заняться, чем угодно...

- Чем, напрмер ? - спросил Сергей.

- Ну, например, можешь стать продюсером моего следующего фильма «Бабник». На «Прекрасных дамах» «Фора»

заработала 30 миллионов...

- Это идея! - заинтересовался Сергей. - Правда, я здесь в подвале универсама стал разводить шампиньены... Жалко

бросать.

И Сергей Аллахвердов все бросил и стал продюсером моих фильмов «Бабник» и «Моя морячка».

Тут я чуть-чуть отклонюсь от основной темы, чтобы рассказать, что за человек мой бывший сосед по Баку Серж

Аллахвердов.

Он страше меня на 9 лет, так что в детстве мы не дружили - он был для нас слишком взрослым. Но, когда видел, как мы во

дворе играли в футбол или в волейбол, останавливался, подбадривал, давал советы. Сам он ни в какие игры , кроме нард, не

играл. У него всегда были дела, а точнее бизнес. Еще пацаном он устроился на судно , идущее в Иран и привез оттуда

контрабандный товар: хну, часы, американские ботинки и все продал в Баку по заоблачным ценам. И ходил он в Иран ни раз. И, в

свои 14-15 лет, в годы войны фактически содержал всю семью - мать, брата ( отец с ними не жил). После войны он сам стал

капитаном и , как-то, увидев летом, как мы с Юрой Газанчаном гоняли во дворе мяч, окликнул нас:

- Толик! Юрик! Что вы ерундой занимаетесь! Завтра приезжайте к «Азнефти», там стоит мой катер «Кер Оглы», дам вам

ялик и катайтесь, плавайте, развлекайтесь! И ничего вам здесь в пыли возиться...

Утром мы были у «Азнефти» где в самом деле на якоре в бухте стоял катер «Кер Оглы». Мы стали кричать и махать

руками, нас заметили на катере и прислали за нами ялик.

Более чудных воспоминаний о тех годах у меня нет: каждый день мы бороздили бакинскую бухту, купались в чистой воде(

у берега было много мазута), заплывали в женскую купальню, вызывая панику среди загорающих голыми женщин, катали на

ялике наших знакомых девочек.... За все это я Сергею благодарен на всю жизнь. И мне до сих пор непонятно, как он вдруг решил

доверить нам ялик с правительственного катера («Кер Оглы» стоял недалеко от «Азнефти» на случай ЧП на Нефтяных Камнях,

чтобы тут же доставить туда начальство),не боясь возможных последствий - мы могли утонуть, нас мог сбить танкер, входящий в

бухту ( пару раз мы с трудом выгребли из под самого носа такого танкера), да мало ли чего. А он дал нам ялик без всяких

разговоров и нравоучений - «пацаны со двора, пусть кайфуют!» - приблизительно так, мне кажется, решил он.Потом Сергея

перевели на крановое судно и наши катания на ялике закончились. А о своей работе на крановом судне Сергей рассказал мне

через много лет:

- Там уже не до вас было, - сказал он. - Там у меня был крупный бизнес - я возил туркменам «Волги» в Красноводск,

обратно хлопок, короче, были тогда хорошие времена...

И еще вот что он рассказал о своем крановом судне:

-Предстваляешь, приходит мне вдруг разнарядка: сдать пять тонн металлолома. Где я его возьму в море?! - спрашиваю я. -

Где хочешь! - отвечают мне в управлении. Что делать? Ночью идем мы к Нефтяным Камням, хватаем краном ближайшую сваю и,

поверишь, как зуб легко выдергиваем ее. За ночь собрали мы свои пять тонн и сдали государству. А потом как-то идем мимо

Камней, смотрю на том самом месте, где мы ночью выдергивали сваи работает судно вроде моего, только забивает сваи

обратно.

Надо сказать, что сравнение с зубами у Сергея вырвалось не случайно. Вот что он рассказывал:

- Понимаешь, в рейсе на судне мне целый день делать нечего. И вот я стал изучать зубное дело, стал коронки зубные

изготавливать, тигли завел, инструмент... Знакомый зубной техник мне помог и вскоре и клиенты у меня появились. В рейсе

делал я протезы, а как сойду с судна в Баку, сразу еду к клиентам, сдаю коронки, протезы . Вот так, лишние бабки еще никому не

мешали.( Кстати, Гурченко удивлялась: «Капитан, в форме, это такой образ и вдруг, сойдя с мостика, идет и примеряет зубные

протезы!Фи!»)

После кранового судна Сергей попал в фирму «Океан»,переехал в Москву, стал замуправляющего ( это - вершина его

деятельности), а потом, когда всех в «Океане» пересажали, чудом спасся и стал директором универсама на Мичуринском, откуда

я увел его в кинопродюсеры.

Продюсером он был неплохим: обеспечивал группу импортной пленкой, магниткой, организовал в летний сезон несколько

котеджей для съемочной группы в Коктебеле ( сработали старые связи, в друзьях у него числился даже Черномырдин)- дело

просто фантастическое! Но, ни за что не выдавал гонорары вечером.

-Плохая примета, - говорил он Ширвиндту. - Можем поругаться, поссориться с тобой...Приходи утром, получишь.

- Утром у меня спектакль! - молил Ширвиндт. - А мне сегодня деньги нужны. Давай деньги и черт с ним, можем поссориться!

- А я так не могу. Только утром! - был непреклонен Сергей.

- Где вы нашли этого подводника! - шумел на следующий день на озвучании Ширвиндт. - Вот сейчас его нет, придет

вечером и опять не даст денег!

А когда раз на озвучании Ширвиндт стал спорить со мной по поводу фразы, написанной в сценарии и уже произнесенной

им при съемке, пытаясь заменить ее на явно неверную и упорно настаивал на своем варианте, Сергей, наблюдавший нашу

перепалку, отвел меня в сторону и сказал:

- Чего ты с ним споришь?! Давай после смены хорошенько отметелим его, больше возникать не будем.

Я такой вариант усмирения народного артиста , конечно, отмел, и с большим трудом уговорил все же Ширвиндта

произнести фразу по сценарию.

Вот такой был у нас продюсер на «Бабнике» и «Моей морячке».

Так вот, возвращаюсь к «Моей морячке». Заканчиваем мы «Бабника», идут последние смены озвучания и ко мне вдруг

подходит наш художник Павел Каплевич ( в титрах картины он значится как Павел Ковалинский. Это было вызвано тем, что он

тогда - да и сейчас - считался в элитных кругах чуть ли не лучшим художником по костюмам, и потому ему неловко было

участвовать в таком приземленном, абсолютно не элитарном фильме, как «Бабник». К чести Паши, он честно мне все обьяснил,

а мне было абсолютно безразлично, какую он поставит фамилию в титрах, главное, что художник он великолепный, большой

выдумщик и, вообще, Паша творчески горел на картине и зажигал этим остальных. Кстати, он уже был до этого художником на

первой моей картине «За прекрасных дам!» и под тем же псевдонимом) и говорит:

- Анатолий Николаевич, Любка Полищук завтра уезжает в Коктебель. Зовет нас туда. Давайте поедем и что-нибудь

снимем...

- Паша, мы ведь эту картину не закончили, какой Коктебель?!

- «Бабник» через две недели будет готов, а на последних стадиях – получении копии - вы ведь не нужны? А у Любки там

дача, полный кайф... У вас ведь есть заявка «Моя морячка»? Вот давайте там и снимем...

- Да, но это только заявка... Сценария ведь нет...

- Не смешите меня, Анатолий Николаевич! - засмеялся Паша. - Я же знаю, что за неделю вы сценарий напишите... Давайте,

не тяните, время уже идет. Любка обещала шашлыки приготовить...Всю группу пригласит.

Прав Нильс Бор: чтобы быть верной, идея должна быть безумной. И я взялся за выполнение этой безумной идеи.

Продюсер Серж Аллахвердов сказал, что профессия продюсера ему понравилась, вот правда Ширвиндт действует на нервы, но,

если Ширвиндта в новой картине не будет он берется достать деньги.

На главную мужскую роль в «Морячке» я (после «Бабника») видел только Михаила Державина и , как показал результат, в

выборе я не ошибся. Должен сказать, что Миша Державин своим добрым комедийным даром приковал меня к себе так, что я

готов был в дальнейшем снимать его в любой своей картине. Державин потом шутил, что снялся у меня в 8 с 1/2 фильмах и что

прошел со мной долгий и трудный путь от «Бабника» до «Импотента».

Оставался вопрос - кто героиня? Я всегда думал, что в этой роли должна сниматься Ирина Муравьева и сразу поехал к

ней, захватив заявку. Мы сидели на кухне, я, Ира и ее муж Леня Эйдлин, мой хороший приятель и одновременно идейный

противник: все мои фильмы ему не нравятся, а в «Бабнике» он разрешил Ире сняться только потому, что ему нужны были,

оказывается, деньги на новый карданный вал для его «Жигулей».

Сейчас, очевидно, с машиной у него было все в порядке и потому, когда я закончил читать заявку, он сказал:

- По заявке мы ничего не можем сказать, ни да, ни нет. Вдруг ты в сценарии какие-нибудь постельные сцены введешь, или

что-то не подходящее для Иры.Напиши сценарий, поговорим.

- Сценарий я должен писать, имея ваше согласие, - сказал я. - Потому что уже через полмесяца у нас начнутся в Коктебеле

съемки...

- Через полмесяца съемки, а у тебя нет сценария! - усмехнулся Леня. - И к тому же мы с детьми едем через неделю в

Прибалтику.

Никакие мои доводы и уговоры на Леню не подействовали.Он был непреклонен.А как же Ирина Муравьева? Как

реагировала она? Отвечу: Ира настолько преданная жена и благодарная актриса ( Леня в свое время поставил в детском театре

спектакль «Чинчирака», который привлек внимание критиков к Ире), что идти против решений мужа было не в ее правилах. И мне

еще казалось, что став знаменитой и любимой зрителями актрисой, она чувствовала какой-то комплекс вины перед Леней: он ее

показал всем, вытолкнул наверх, а сам остался в тени... Ира большая умница, очень остроумный человек, прекрасная мать и

вообще, домашний человек. И большой мастер играть в слова( это когда из длинного слова, составляют новые слова). Я в этой

игре считался в институтские годы тоже мастером и вот как-то в перерыве во время съемок «Самой обаятельной» мы стали

играть с ней и я , начав играть спустя рукава, под конец игры немало попотел, чтобы добиться ничьей.

После премьеры «Моей морячки» в Доме Кино, на банкете Ира мне сказала:

- Я жалею, что не снялась в этом фильме.

Я часто вспоминаю одну ирину хохму. В Доме Кино была премьера фильма Параджанова «Сурамская крепость». Все

места были заняты уже, а у меня в первом ряду ( я всегда сижу в кино на первом ряду)были припасены два места. И я отдал их

Лене и Ире. Когда начался фильм я чуть съехал с кресла, приняв свое привычное полулежачее положение.

- Так удобней, - обьяснил я обратившей на мой маневр внимание Ире.

Ира тут же тоже сползла и приняла такое же положение.

- Да, так удобней, - сказала она. - И мы теперь можем всем говорить, что лежали рядом на Сурамской крепости.

Ну так вот, Муравьева отпала.А неудачи, как я заметил, только усиливают мой наступательный порыв. Я мысленно

перебирал всех актрис, способных сыграть роль в музыкальном (так я видел свой замысел) фильме и все время мои мысли

возвращались к Людмиле Гурченко. Должен сказать, что я не был ее поклонником. Даже в период ее наивысшей популярности,

когда появилась «Карнавальная ночь» ( картина мне до сих пор очень нравится) и все говорили о ее осиной талии и многие мои

знакомые в институте были в нее чуть ли не влюблены, я оставался равнодушным: картина хорошая, но актриса мне не

нравилась,т.е это был, как теперь говорят, не мой стайл и, кроме того, мне виделся в ней какой-то этический изьян, а какой,

толком разобраться я тогда не мог. Но с годами я вдруг заметил, что мне нравятся песни военных лет в исполнении Гурченко, а

тембр ее голоса в драматических фильмах иногда задевает какую-то скрытую мою струну, вызывает резонанс. А уж ее роль в

фильме «Уходя уходи» покорила меня и примирила с ней.

Гурченко я видел часто в буфете театра-киноактера, где располагались наши курсы и раз мы даже разговорились с ней в

очереди к буфетной стойке. Накануне в «Телевизионном театре миниатюр» показали инсценировку моего рассказа из

«Литературки» и там была занята Гурченко. Я не удержался и сказал об этом ей. Она мне ответила: «У вас отличная новелла. Вы

можете ею гордиться». Не могу в связи с этим не вспомнить один случай. Как-то мы шли с Мишей Пташуком по улице Горького. И

вдруг навстречу толпа циган. А Пташук до наших курсов был режиссером в театре «Ромэн». Увидели цигане Пташука и кинулись к

нему:

- Мишка, здравствуй! Как дела? Где ты?

Пташук им все рассказал, а потом представил меня:

- А это мой друг, сценарист Анатолий Тер-Григорьян.( Тогда я еще не имел своего псевдонима и вообще ничего, кроме

только что написанного дипломного сценария, не имел).

Цигане тут же польщенно заулыбались, изобразили на лице высшую степень радости и почтения и сказали:

- Ну как же!Знаем, знаем, слышали, слышали!

И на какое-то мгновение я поверил, что все это правда, что они знают меня. Слышали обо мне... Только откуда? Неужели

они прочли мой дипломный сценарий?

Все это я вспомнил в связи со словами Гурченко по поводу моей новеллы. Ясно было,что это она сказала из вежливости, а

когда через много лет мы встретились на «Морячке» я спросил ее, помнит ли она тот наш разговор. К моему удивлению, она

помнила. « Я ведь тебе сказала тогда - у тебя отличная новелла!» - сказала так, как будто это было не 20 лет назад, а вчера.

И вот я позвонил Гурченко, представился. Гурченко сказала мне что-то вроде «знаем, знаем, слышали, слышали», но

сейчас я это не подверг сомнению, так как за моими плечами уже было несколько фильмов, как у сценариста и два фильма (

один, правда, незаконченный, «Бабник», но о котором уже писали в прессе), как у режиссера. И потому я без лишних слов сразу

же предложил Гурченко главную роль в фильме «Моя морячка», съемки которого планировались через две недели в Коктебеле.

Гурченко ответила, что на днях она должна закончить озвучание своего последнего фильма и после этого собирается поехать

отдохнуть, так как очень устала. Но, сценарий может прочитать.

- Сценария у меня нет, только заявка, - сказал я.

- Как же вы собираетесь снимать через две недели? - Гурченко рещила, что говорит с сумасшедшим.

- Сценарий готов у меня в голове. Хотите, расскажу. В двух словах, - попросил я.

- Рассказывайте, - разрешила Гурченко.

Я сбивчиво, торопясь рассказал ей сюжет: ее героиня массовик-затейник в парке, проводит конкурс « Где вы, таланты?» и

вот на этот конкурс повадился ходить к ней один тип, который поет одну и ту же песню про морячку и хочет во что бы то ни стало

получить главный приз. Рассказал все это одним духом и замолчал, сжавшись, как в детстве, когда запустил случайно мяч в

соседское окно. Молчание длилось недолго.

- Пишите сценарий, Толя, - услышал я потеплевший голос Гурченко. - Я отменю свой отпуск, закончу пораньше озвучание и

буду сниматься в вашем фильме. Мои папа и мама были массовиками-затейниками.

Вот так судьба, проведя меня мимо Лени Эйдлина с его, пока исправными «Жигулями», не дав мне позвонить паре-тройке

актрис ( в которых я не очень-то был уверен , но внес все же в список претенденток на эту роль), вывела меня на нужную цель, и,

как мне кажется, очень удачную.

Гурченко привнесла очень многое в картину, начиная с бубна своей мамы, разнообразных шикарных нарядов ( Паша

Каплевич, как зелез в ее платяной шкаф, так и остался там на несколько часов, с трудом его вытащили оттуда, обалдевшего от

всего увиденного), неожиданных придумок и кончая неизвестными мне детскими играми, вроде: « кто из вас не ходит хмурым,

любит спорт и физкультуру? Это я, это я, это все мои друзья!» Кроме того, как-то находясь у нее дома я услашал песню, которую

прослушивал на магнитофоне Костя Купервейс, ее муж, аккомпаниатор и композитор в одном лице.

- Что это за песня? - спросил я.

- Это Люсина песня, она ее сочинила, - сказал Костя.

- А есть еще? - спросил я.

- Сколько хочешь! - улыбнулся Костя и дал мне прослушать несколько песен.

Мы собирались пригласить на картину Раймонда Паулса, но услышав эти песни: «Се ту, се ту!», « Старушка божий

одуванчик» , « Я думала, что главное», « Я боюсь утечки газа» и др, я понял, что композитор у нас есть. Гурченко вместе с Костей

сделали всю музыку к фильму, даже песню «Моя морячка» Гурченко чуть переделала, а стихи к песне, особенно второй и третий

куплет они сочиняли вместе с Державиным. Я попросил Костю саранжировать для сцены репетиции в театре «Мою морячку» под

Рей Коннифа, и они с Гурченко прекрасно сделали эту стилизацию, а вместо хора Рея Коннифа пела группа «Доктор Ватсон» -

получился чистый Рей Конниф.

Мои друзья и знакомые, зная, что я выбрал на главную роль Гурченко выражали мне свои опасения: у нее, мол, скверный

характер, она тебя до инфаркта доведет,не слышал, что она сделала с Тодоровским? И так далее. А один актер, в прошлом,

говорят, любовник Гурченко, выезжая из ворот «Мосфильма» на своей машине, прокричал мне:

- Толь, не бери Люську! Она тебя доведет до точки, ты ее ударишь, она побежит к прокурору, отдастся ему и тебя посадят!

Крикнул он это все и уехал.

Вот с такими печальными прогнозами я приступил к работе над фильмом.

Но Гурченко, вопреки грозным предсказаниям вела себя как ягненок: подлаживалась под непривычный для нее скоростной

процесс съемок (и я должен сказать, успешно), контактовала со всеми членами группы, подружилась даже с нашим продюсером

Сержем Аллахвердовым ( но даже ей он не выдавал деньги вечером, зато утром сам привозил к ней домой - он ее

уважал),выполняла безропотно все мои указания и замечания, короче, мы все не могли нарадоваться на нее.

Я часто вспоминаю один случай: неугомонный Каплевич решил, что одну из песен Гурченко должна петь, находясь на

вершине горы. Гурченко эта идея понравилась. Они стали искать подходящую гору в окрестностях Коктебеля и Каплевич, наконец

нашел то, что искал. Мы поехали посмотреть. Гора оказалась скалой, напоминающей сахарную головку - на самой макушке была

небольшая площадка,куда Каплевич решил поставить стул, который он и захватил с собой, чтоб сразу всем стало ясно, какая

получиться картинка. Скала при первом взгляде на нее казалась неприступной , но оказалось, что за ней была еще одна скала, с

которой при желании можно было переползти на эту скалу.Высота скалы была метров 70 не меньше. Я тут же, у подножья стал

говорить, что мы не альпинисты, что эффект скалы мы можем получить безопасным способом и т.д., но воодушевленная

Каплевичем Люся не хотела и слушать меня.

- Эта скала - то, что надо! Получится прекрасный кадр...

И, несмотря на мои протесты, все (Гурченко, Каплевич, Костя Купервейс и оператор Вадим Алисов) полезли на скалу.

Мне пришлось карабкаться вслед за ними. Я лез на скалу и продолжал их уговаривать, ссылаясь на то, что в прошлом я

работал в институте техники безопасности и знаю, какие бывают несчастные случаи в ситуации, когда ничего опасного вроде и

нет... А здесь опасность налицо... На этой площадке с трудом можно будет установить стул на все четыре ножки, а как Люся

сможет сидеть на нем и петь, когда любое неосторожное движение - и нет Людмилы Марковны Гурченко... Смысл моих уговоров

все, кроме Люси поняли тогда, когда добрались до этой вершины.

На крохотную неровную площадку Каплевич, находясь в лежащем состоянии, с трудом установил стул, на который должна

была сесть Гурченко. Рядом с ним ползали оператор Вадик Алисов и муж Гурченко Костя Купервейс. Костя пытался держать

вторую ножку стула. Совершенно спокойно взошла на эту плошадку и с интересом озирала самолетные дали одна только

Людмила Гурченко. У меня сохранились 2 фотографии, запечатлевшие финал этого процесса.

Только когда к моим крикам присоединился и оператор Алисов, который сказал, что здесь негде поставить камеру и потому

съемка невозможна, Люся царски сошла со скалы, а Костя и Паша сползли вслед за ней. Вот такая храбрая до безумства

оказалась Гурченко.

И еще не могу не вспомнить еще один опасный эпизод во время съемок: мы снимали в цирке на Цветном бульваре песню

к началу фильма. Люся с балетмейстером разучивала па, находясь посреди арены. И вдруг откуда-то сверху раздался крик:

- Ап! Ап!

Никто на этот крик не обратил внимание, а это «ап» на цирковом языке означает что-то вроде «внимание»,

«приготовились», а также и предупреждение об опасности. Через секунду после этого крика в 10 сантиметрах от Гурченко упал,

пролетев расстояние от самого купола, довольно увесистый мешок с песком и взорвался, как бомба. У меня сохранилась

видеосъемка этого происшествия. Если бы балетмейстер крутанул в этот момент свою партнершу в другую сторону -Гурченко

попала бы под мешок.

Теперь немного о веселом. Павел Каплевич был мне сипатичен, но настораживала некоторая голубизна его поведения, не

вяжущаяся никак с его крепкой фигурой атлета. Тем не менее мой институтский друг Артем, которого я взял с собой на эти

съемки, сразу сказал про Пашу: «Петух!»

- Зато хороший художник! - ответил я и Гурченко была в этом вопросе со мной солидарна.

- Все голубые, как правило очень талантливые люди, - сказала она. - К тебе не пристает?

- Нет, - сказал я.

- Ну так в чем дело? Пусть работает...

На том и порешили. В Коктебеле к Паше приходили какие-то мастерицы-вышивальщицы, он с ними ворковал, вроде

«Ой,девочки, а что я вам сейчас расскажу!», все вместе они хохотали, шептались и замолкали при появлении кого-нибудь из

членов группы... Короче, впервые я наблюдал «игры голубых». Жили мы все в одном коттедже, только Гурченко в отеле.

И вот раз Паша подходит ко мне и говорит:

- Анатолий Николаевич, вы не будете возражать, если ко мне приедет моя подружка, известная модель, поживет у меня в

комнате?

- Никаких возражений нет, - сказал я.

И вот модель приехала, очень симпатичная девушка. И в этот день мы устроили общее собрание в нашем коттедже, на

веранде, чтобы решить какие-то производственные вопросы. В назначенное время пришли Люся с Костей, расселись все, не

начинаем, ждем Пашу.

- А вы его предупредили? - спрашивает Люся.

- Сто раз, - говорю я.

- К нему ведь подружка приехала, модель,- сказал кто-то из группы.

- Ну, я думаю,для него это не повод опаздывать. Надо послать кого-нибудь за ним, - сказала Люся.

Артем сидел ближе всех к выходу с веранды и я попросил его сходить, позвать Каплевича.

Через две минуты появился Артем – на нем не было лица.

- В чем дело? - испуганно спросила Люся.

- Они трахаются, - еще не веря в увиденное, сказал Артем.- Я это сам видел...

- Кто с кем? - на всякий случай спросил я.

- Каплевич с этой подружкой-моделью, - ответил Артем. У него был вид человека, на глазах которого только что произошло

чудо.

Потом я спросил Каплевича:

- Паша, что вы корчите из себя голубого, морочите мне голову, всю группу держите в напряжении, зачем это вам?

- Анатолий Николаевич, я ведь из Туапсе, глубокая провинция, чего бы я достиг в Москве, если б вел себя как нормальный

мужик?... А так меня все сразу заметили, ценят...Вот,даже Гурченко, сразу со мной стала вась-вась... А без этого - фигушки!

Каплевич и эта модель, которую звали Катя, вскоре поженились , у них двое детей, а Паша, насколько я знаю, сейчас имеет

собственное агенство и процветает, чему я очень рад.

Через два года, когда мы снимали «Новый Одеон» и пришли с Пашей к театру « Ленком» за « фашисткими знаменами», к

нам вдруг подошел на улице Виктюк.

- Привет, Паша!- поздоровался он с Каплевичем. – Что ты здесь делаешь?

- Уйди, Витя, видишь я занят! – стал отталкивать его по-девчачьи Паша. – Не мешай!

- Ну хоть познакомь меня со своим приятелем! – не отсупал Виктюк.

- Еще чего?! – стал еще энергичней отталкивать его Паша. – Уйди, у нас дело! Я ведь тебе не мешаю, Вить? Уйди, прошу

тебя по хорошему!

Виктюку пришлось уйти.

- Пойдет теперь всем рассказывать, что я закадрил грузина и никого к нему не подпускаю! – довольно хмыкнул вслед ему

Паша. – Вот так приходится работать, Анатолий Николаевич...

Еще одна история, связанная с Павлом Каплевичем. Для сцены беседы молодых героев Насти Немоляевой и Романа

Рязанцева надо было подыскать натуру – укромное место на берегу моря. Каплевич нашел такое место.

- Совершенно дикий пляж, вчера меня повезли туда знакомые девочки. Тихое и безлюдное...

На следующий день мы поехали туда – место в самом деле оказалось диким, только вдалеке где-то загорали люди. Мы

быстренько отрепетировали сцену и приступили к съемке.

И вдруг Светлана Шакурова, наш звукооператор обращается ко мне:

- Анатолий Николаевич, я не знаю что делать. Я все же с сыном здесь...

Обрачиваюсь и вижу: возле нас стоит небольшая толпа обсолютно голых людей, мужчин, женщин , и они с нескрываемым

любопытством смотрят на нас. Увлеченные съемкой, ни я, ни оператор, ни актеры не заметили этого. А вот маленький сынишка

Светы Шакуровой смотрел на голых людей изумленными глазами. У меня в альбоме есть эта фотография.Оказывается, сам того

не зная, Каплевич привез нас на нудистский пляж.

Мы закончили съемки в Коктебеле за 8 дней.Потом еще два дня снимали в цирке на Цветном бульваре.

И все же один конфликт у нас с Гурченко произошел. Уже в самом конце съемок, когда остался один съемочный день.

Люся хотела, чтобы в фильме полностью звучали все четыре ее песни, а я с самого начала предупредил, что две песни

будут полностью, в начале и конце фильма, а остальные две фрагментарно, так как в середине картины тормозить сюжет 3х-4х

минутной песней нельзя, у нас ведь не фильм-концерт, а художественный фильм и у него есть свои законы, особенно

драматургические, ломать которые очень опасно. Гурченко вроде согласилась тогда со мной, а перед заключительной съемкой

вдруг опять заявила, что в фильме должны быть все четыре песни полностью. Я опять стал ей обьяснять свою позицию,но она и

слушать меня не хотела, обиделась и отказалась от последней досьемки в павильоне «Мосфильма».

Тем не менее я ей сказал:

- Когда передумаешь-звони. Мы ждем.

Проходит неделя, вторая, третья - не звонит. В начале четвертой я поехал к Аллахвердову и начал с ним издалека

разговор.

- Серж, - сказал я, - «Бабник» многократно возвратил вложенные тобой в этот фильм деньги. Ты согласен, что «Морячка»

тоже должна продаваться не хуже «Бабника»?

- Согласен, - сказал Серж. - Тем более с Гурченко...

- В том-то и дело, что с ней у нас может фильма вообще не быть. Ждем уже три недели, а можем прождать и год...

- Что ты предлагешь? - спросил Сергей.

А я уже принял твердое решение и говорю ему:

- Надо заново снимать этот фильм с другой актрисой. Всего каких-нибудь 10 дней и 200000 рублей. Зато все будет

прогнозируемо. Думаю,я на этот раз уговорю Муравьеву. Фильм с ней будет смешнее и добрее...

Короче, я убедил Сергея. И как только эта ноша ожидания звонка Гурченко спала с моей души она мне тут же позвонила. Я

уверен, что телепатически она приняла от меня сигнал и поняла, что может проиграть. И как потом сказал мне Костя - это

впервые было с ней, что она пошла на попятный.

Она позвонила и спрашивает:

- Толя, чего мы ждем, почему не снимаем?

Я говорю:

- Ждем твоего звонка.

- Ну вот я позвонила.

- Значит завтра снимаем, - сказал я.

Когда потом мы были с «Морячкой» на фестивале в Тольятти и сидели вместе со зрителями в зале, слушали, как зал

воспринимает картину, Люся мне сказала:

- Да, песня бы здесь затормозила сюжет, ты прав.

То же самое она написала мне на своей книжке «Аплодисменты» - «Толе на память. Ты был прав».Что-то в этом

роде.Искренне она признала свою неправоту или нет, я не знаю.

Наша картина имела успех у зрителей и Гурченко была номинирована на «Нику» за исполнение главной роли в фильме

«Моя морячка» (Кстати, больше ни разу ни одна из моих картин никаким образом не приближалась к «Нике», хотя я считаю, что

эту премию вполне могли бы получить М. Державин за роли в «Импотенте» и в «Ночном визите», или Панкратов-Черный за роль

в «Ультиматуме» если б условия выдвижения номинантов были бы более обьективными).

На церемонию она не пришла:

- Бессмысленно, не дадут мне приз. Вот увидишь.

И она оказалась права – приз дали Чуриковой ( не помню, за какой фильм).

Детство Гурченко, как и мое было связано с американскими трофейными фильмами и, надо сказать, что я впервые

встретился с человеком, который помнил эти фильмы и музыку из них, не хуже, а может быть и лучше, чем я.

Как-то нас с ней пригласили в Болшево на встречу со студентами ВГИКа, мы показали им «Мою морячку», а потом сидя на

сцене, отвечали на вопросы студентов. Речь шла о музыкальных фильмах и как-то само-собой мы перешли на трофейные

фильмы.Вспомнили фильмы с участием Жанетт Мак-Дональд и Эдди Нельсона, Гурченко напела какую-то мелодию из их

фильмов, я напомнил ей другую, она ее знала, потом перешли на фильмы с Диной Дурбин, а потом стали вспоминать такие, что

не каждый наш ровесник и помнит эти фильмы. Гурченко спела песню из «Восстания в пустыне» с Зарой Ляндер, я подхватил

ее,а потом я напел лейтмотив « Знака Зорро», Гурченко продолжила тему. И наконец, думая, что здесь я окажусь победителем, я

запел песню из «Артистов цирка», фильма, шедшего на вторых экранах.

- «Без тебя мне грустно, в душе печаль...»

- «А тебе меня, а тебе меня не жаль, не жаль!» - подхватила Гурченко.

В те послевоенные времена магнитофонов еще не было и , чтобы запомнить мелодию из фильма, надо было по меньшей

мере посмотреть его два-три раза.. Некоторые фильмы я смотрел по 20 и больше раз, например, «Судьбу солдата в Америке».

Гурченко смотрела фильмы, я уверен, не меньшее количество раз, в этом у меня нет сомнения.

Гурченко временами казалась мне своим в доску человеком.

- Люся, - сказал я ей, когда писал сценарий «Жениха из Майами» и где для нее планировалась роль, которую потом в

фильме сыграла Вера Алентова – я хочу, чтобы моего героя заразили гонореей. Как ты на это смотришь?

-И эту заразу должна сыграть я?! Ты что, с ума сошел?! Все будут показывать на меня и говорить – вон идет триперная!

А как-то, отвозя ее с «Мосфильма» домой мы заехали по пути на Курский вокзал - я должен был встретить там своего

товарища и помошника Славу Михайлова с яуфами с нашим фильмом,которые он должен был получить из Орджоникидзе. Мы

встали на стоянку и вдруг мне пришла идея разыграть Славу.

- Люся, - начал я, - к Славе приехала из Минска дочь, давай я скажу ему, что закадрил сейчас тебя на вокзале ( он ведь не

увидит лицо Гурченко, так как сядет на заднее сидение), тебе мол, негде ночевать,а я тебя к себе не могу отвезти, там Оксана –

он знает, а сам он не в силах будет отказаться от такого случая.Интересно, какое решение он примет..

- Нет, Славу я не хочу ставить в такое тяжелое положение - делать выбор между вокзальной шлюхой и своей дочерью, -

сказала Люся. - Не стоит...

Тут пришел Слава, стал укладываать в багажник яуфы.

-Может попробуем, Люсь?! - попросил я.

-Черт с тобой! - сказала Люся и натянула на голову шерстяной платок(дело было зимой).

- Познакомься Слава, это Катя, - сказал я, когда Слава сел на заднее сидение. - Мы познакомились только что на вокзале -

Катя опоздала на свой поезд в Благовещенск, а следующий только завтра днем... Ей негде переночевать...Я бы взял к себе, но

сам знаешь...

- Да, да, - нищенским голосом заканючила Гурченко, - мне всего на одну ночь...Только одну ночь...Я отблагодарю...

- Но у меня тоже проблема, - сказал Слава.- Аленка ведь приехала...

- Совсем забыл! - хлопнул я себя по лбу. - Видите, Катя, к сожалению не получается...

- Как жалко! - сказала Люся. - Не знаю даже, что делать. У меня в Москве нет знакомых, а на вокзале ночевать опасно. Как

не повезло!

- Подождите! - загорелся вдруг Слава. - Можно сделать вот что. Аленку можно отвезти к моему двоюродному брату на одну

ночь, это рядом со мной, на Войковской. Толь, ты сможешь ее отвезти...

- Что за вопрос, отвезу куда хочешь! - сказал я. - Такой женщине грех не помочь! - подмигнул я Славе, указывая на

Гурченко...

- Ой, неужели получиться?! - нервно обрадорвалась Гурченко.

- Уже точно все получиться! Не беспокойтесь, Катя! – ласковым голосом сказал Слава и тут Гурченко обернулась к нему:

- Слава, ты что, такой девкострадатель, что готов ночью родную дочь отправить черт-те куда, только чтоб переспать с

вокзальтной шлюхой?!

У Славы рот раскрылся в немом вопросе и так он и замер.

И еще я часто вспоминаю один наш разговор с Люсей.

Как-то я позвонил ей и говорю:

- Слышала, приехала Джейн Фонда, сегодня утром сделала пробежку вокруг Кремля...

- Пошла она в пизду! - ответила мне с душой Гурченко.

Вот это ее послание я вспоминаю часто, когда читаю про американских звезд: кто на ком женился, кто купил новую машину

или бриллиант, кто подрался в ресторане, похудел на 40 кг. или забеременел и т.д. На все это мне хочется ответить словами

Гурченко про Джейн Фонду.

- Пошли они в .....!

Но я был бы необъективен, если б не написал еще об одном качестве Гурченко.

Более успешную актерскую судьбу в советском и постсоветском кино трудно найти. Она снимается в кино, поет с

оркестрами, записывает диски,имеет музыкальные клипы, играет в театре, выступает на телевидении в супершоу... И этому , как

теперь говорят, бренду – Людмила Гурченко - вот уже более 50 лет! Браво, Люся!

И в то же время она постоянно жалуется на свою актерскую судьбу,вздыхает по несыгранным ролям, намеками и

полунамеками обвиняет коллег, друзей, родных и близких в том, что те вставляли ей палки в колеса, завидовали ей, не

поддерживали в трудные минуты жизни, намекает на козни КГБ, жалуется на государство, которое ей не «возвращает долги» и

что у нее нет уже сил бороться со всем этим злом... То и дело проскальзывает в ее воспоминаниях, выступлениях, что после

«Карнавальной ночи» она очень долго не снималась в кино, что чуть ли не 15 лет не было у нее главных ролей в фильмах и т.д. А

ведь достаточно посмотреть хотя бы фильмографию в книге «Люся, стоп!», чтобы убедиться в обратном: Гурченко снималась

почти каждый год ( есть годы, в которые у нее было по несколько картин) и большинство сыгранных ролей были главные. К чему

этот явный обман, это нудное канючанье? Не могу дать точного ответа, но наверное, это тот самый этический изьян, который я

увидел в ней сразу после «Карнавальной ночи». И еще она пишет очень много про свою открытость, незащищенность,

бескорыстность, которые так явно на руку нечестным, злым людям, вьющимся вокруг нее, по-видимому только с одной целью –

сделать ей гадость. Этим духом пропитаны написанные ею книги. Особенно последняя «Люся, стоп!» в которой, к сожалению, я

сам стал жертвой ее воспаленного сознания и сейчас об этом попробую написать.

Однажды Люся позвонила мне рано утром, говорить не могла, ее душили рыдания. Спросонья я не сразу сообразил, что

случилось. А случилось то, что они с Костей расстались, прожив 18 лет вместе. Я стал как мог успокаивать ее, пытался

остановить ее рыдания, отвлечь ее... Состояние, в котором она находилась, показалось мне настолько серьезным, что я тут же

выехал к ней... Люся рассказала, что произошло у них с Костей.. На мой взгляд это был естественный финал не совсем

нормальных отношений – Костя на 22 года был младше Люси и рано или поздно такая разница в возрасте должна была дать

знать о себе. А сейчас надо было как-то поддержать несчастную Люсю , окружить ее вниманием и заботой, и постараться не

оставлять по возможности ее надолго одну. Что мы с моей женой Оксаной и делали по мере наших сил. Начал я с того, что

подарил ей из своей коллекции любимый ею диск Пегги Ли, а закончил....тем, что помогал ей вести слежку за Костей. Не хочу

распространяться об этом подробно, скажу только, что мной руководила мысль, что наблюдение за Костей направит безумную

энергию Люси в безобидное, в общем, русло, выпустит накопившийся в ней «перегретый пар» переживаний, даст выход

отрицательным эмоциям и уведет ее от навязчивой мысли перерезать себе вены ( кстати, попытка такая у нее была). Мне

кажется, эта наша совместная деятельность на какое-то время ее увлекла, хотя никакой обьективной и полезной информации

нам о Косте собрать не удалось. Т.е. мы не знали, ушел ли он к другой женщине, где живет ( у родителей или у возможной

женщины), чем занимается и т.д. Самое большее, чего нам удалось добиться в ходе наших, в общем-то анекдотических слежений

за ним, это увидеть пару раз в окне квартиры костиных родителей его лицо. И больше ничего. Тогда Люся решила обратиться в

частное сыскное агенство ( ее не покидала мысль, что Костя ушел к другой женщине и она хотела подтверждений этой своей

догадке).Поскольку она боялась быть узнанной, она попросила, чтобы организовал такую слежку я. Я пытался отговорить ее от

этой затеи,понимая, что профессионалы могут раскопать какой-то взрывоопасный для нее материал, а кончилось все же тем, что

мы вместе( «как Лиса Алиса и Кот Базилий» - это из ее книги «Стоп, Люся!») пошли в это агенство. Она надела на себя какую-то

шаль, была абсолютно без макияжа, в темных очках, в каком-то пахнущем нафталином допотопном пальто и пыталась создать

образ горянки, ( выбор такого образа был вызван моим присутствием – человека кавказской национальности,)обеспокоенной тем,

что ее дочери предстоит выйти замуж за малознакомого человека, а про него люди говорят плохие вещи – последнее, как

рефрен, мы то и дело дружно повторяли.

Бывшие чекисты ( а именно они открыли это первое в стране частное сыскное агенство) записали все необходимые

данные, Люся заплатила внушительную по тем временам сумму и контора заработала. Дня через три они позвонили мне ( для

контакта мы оставили мой номер телефона) и вызвали для получения результатов 3-х дневной слежки. Материал был очень

безобидным – Костя целыми днями возил пожилого отца по поликлиникам и аптекам, сам выезжал в магазины и ночевал в

квартире своих родителей. Этот отчет я с радостью занес Люсе и сказал, что все подозрения, что он ушел к женщине или к

мужчине ( и такие были у нее подозрения) оказались несостоятельными. В какой-то мере отчет этот успокоил ее, а через два дня

меня опять вызвали в сыскное агенство и на этот раз из отчета явствовало, что у Кости все же есть женщина – он встретился у

магазина со стройной блондинкой, проводил ее до дома, в подъезде они целовались и когда он шел к машине – она провожала

его взглядом из окна лестничного пролета и он помахал на прощание ей рукой.

- Кстати, хорошо, что Гурченко сегодня не пришла с вами, - сказал вдруг сыщик.

- Почему? – от удивления ничего другого не смог сказать я.

- Потому что от соседей дома, где живут родители объекта мы узнали, что он ее муж.У вас есть возможность для маневра.

Профессионалы всегда остаются профессионалами – никакой макияж,темные очки,старое пальто и вживание по системе

Станиславского народной актрисы СССР в роль горянки не обманули старых чекистов.

А передо мной встал нелегкий вопрос – что делать с этим отчетом? Что Люсе его давать нельзя – было ясно однозначно.

Это могло вызвать новое цунами ее переживаний с малопрогнозируемыми последствиями. И в то же время я не имел никакого

права распоряжаться этим отчетом по своему усмотрению, например, уничтожить его. И потому я отнес этот отчет матери Люси и

отдал ей, сказав, что не считаю нужным показывать его Люсе, но она может решить этот вопрос на свое усмотрение.

Ознакомившись с отчетом, Елена Александровна согласилась со мной, что отчет показывать Люсе сейчас не стоит. А вот

попозже... там видно будет. На этом и закончилась эта эпопея с частным сыском, о котором Люся написала в своей книге «Люся,

стоп!», не назвав меня там по имени. Приведу этот отрывок.

«Кажется, мои отчаянные и спотыкающиеся «речи» о лицемерии и предательстве человек, который был со мной у

детектива, записывал на диктофон. У меня не было сил на то, чтобы остановить его. Не было сил.Он точно понял, что в моем

состоянии мне будет не до этого. Ведь меня так легко обвести вокруг пальца. Почему бы не послушать в компании речи

одураченной кинозвезды. Такой рассказ!»

Оставляю это на ее совести.

Как-то в период, когда я взял на себя почти все хозяйственные функции Кости – тащил из химчистки огромный ковер,

привозил ей, застрявшей на дороге, канистры с бензином, менял колеса, сдавал их в ремонт, водил ее в Дом Кино на премьеры и

в Кремлевский Дворец съездов на банкеты,короче, развлекал и отвлекал от плохих мыслей - она вдруг рано утром позвонила

мне:

- Я поняла, почему ты так возишься со мной!- сказала она без обиняков.

- Почему? – еще не совсем проснувшись, спросил я.

- Потому что ты пишешь книгу обо мне! – выдала мне Люся.

Спросонья я могу быть раздражительным и потому я ей сказал:

- Люся, откровенность за откровенность. Знаешь как мы со Славиком ( моим вторым режиссером на «Морячке») тебя

называем?

- Как?

- Безумица!

Люся расхохоталась, извиналась за ранний звонок и инцидент был исчерпан.

А спустя полгода, когда острота потери Кости несколько притупилась и на горизонте замаячил мужчина в образе ее

теперешнего мужа она в последний раз позвонила мне.

- Толя, ты знаешь, что Оксана целый день сегодня издевалась надо мной?

Я решил, что это Люсина шутка – моя жена Оксана чуть ли не боготворила Гурченко и Люся это знала.

- Да,да! – продолжала Гурченко, - Она весь день звонила ко мне и спрашивала: Это «Гипростроймонтаж?»

Я спросил у Оксаны:

- Ты звонила сегодня Гурченко?

- Нет, не звонила. – сказала Оксана.

- А куда ты звонила?

- Я звонила Тане, подруге, на работу, - сказала Оксана. – Но так и не дозвонилась...

- Таня работает в «Гипростроймонтаже»? – спросил я.

- Да, откуда ты знаешь?

- Понимаешь, Люся, - стал я обьяснять Гурченко, - Оксана звонила своей подруге Тане в «Гипростроймонтаж» и по ошибке

набирала твой номер. Машинально, так бывает со всеми...

- И ты этому веришь? – строго спросила меня Гурченко.

- Конечно, - сказал я. – Ты ведь знаешь, что она тебя любит. И потом она ведь знает,что Сережа ( мой сын) установил у

тебя определитель номера... так что, поверь...

Я пытался ее убедить, приводил веские доводы и тем самым совершал ошибку – надо было ответить ей сразу, как в

прошлый раз – «Безумица!» Когда я понял, что ничего не помогает, я сказал ей:

- Ладно, Люся, если поймешь, что я тебе говорил правду, звони!

На том мы расстались и до сих пор не общаемся. И потому весточка в ее книге «Люся, стоп!», которую я прочел с большим

опозданием (вскользь упомянутая «Морячка» и «нехороший» человек, с которым она пошла в сыскное агенство) меня очень

огорчила. И пользуясь возможностью ответить ей в этих моих записках, я кричу ей:

- Безумица!

Эта кличка «Безумица» как ореол витает над ней, когда она стоит на вершине скалы, беспечно озирая окрестности и когда

взбирается с моей помощью на дерево, чтобы увидеть костино лицо в квартире его родителей, и когда в образе «Лисы Алисы»

сидит в сыскном агенстве, и когда разыгрывает Славу Михайлова («одну ночь,ну пожалуйста!») и когда глядя на высветившийся

на определителе номер моего телефона подозревает в бессмысленном издевательстве мою жену Оксану, и когда на целый

месяц затягивает работу над «Морячкой» и когда пишет свою последнюю книгу, где конечно же, больше всего досталось Косте. И

когда...и когда... Можно продолжать и продолжать. Всегда она «Безумица». Но, как говорил Сенека, «не было еще гения без

некоторой доли безумия!»