ГУСМАН И ДЕНЬ СОВЕТИЗАЦИИ АЗЕРБАЙДЖАНА

Художественную часть празднества в Баку по случаю 60-летия Советского Азербайджана организовал мой земляк и товарищ

по Высшим курсам сценаристов и режиссеров Юлий Гусман.

В Баку мы с ним не были знакомы, хотя учились в одной школе - он на пять лет младше меня, и потому в 160-ой образцовой

школе наши пути не пересеклись. Пересеклись они в Москве на Высших курсах сценаристов и режиссеров, где он учился на

режиссерском, а я на сценарном отделении. У Юлика есть уйма достоинств, каждое их которых сделало бы любого человека уже

незаурядной личностью, а он живет с этой кучей достоинств и не знает, какое из них сделать главным в своей жизни. Ну, был КВН,

была Дума, был кинорежиссером, сценаристом, театральным режиссером, ведущим телешоу, директором московского Дома

Кино, постановщиком массовых зрелищ, вроде того, о котором сейчас пойдет речь. Везде он добивался высоких результатов,

брал эти планки с первой же попытки, но я, зная его, уверен, что главное его призвание не реализовано - Юлик должен быть

президентом-диктатором в маленькой банановой республике, он рожден для этого. В главном городе его государства круглый год

проходили бы различные фестивали, карнавалы, празднества, ярмарки, выставки, туда приезжали бы со всего мира лучшие

певцы, танцоры, режиссеры и композиторы и, естественно, ведущим и главным действующим лицом всего этого бесконечного

праздника был бы сам диктатор-президент – Юлий Гусман. И если б такое случилось, то и ему, и жителям этой банановой

республики жилось бы очень хорошо. В этом я нисколько не сомневаюсь.

Так вот, Юлику, уже проведшему в Баку эпохальную встречу Леонида Ильича Брежнева, азербайджанское правительство

поручило устроить на площади им.Ленина красочное массовое зрелище по случаю 60-летия Советского Азербайджана. Ему были

даны бескрайние полномочия - делай и бери, что захочешь, лишь бы все было на высоком уровне.

Ну, Юлик взялся со свойственной ему энергией и талантом. Знакомые из Научно-иследовательских институтов, приезжавшие

в то время в командировки в Москву, говорили мне:

- Слушай, Юлик разбушевался, как Фантомас! Сгоняет народ со всех институтов на площадь, стоим там целый день и только

выполняем его команды - подняли правую руку, теперь левую, обе вместе! Разве это дело для научных работников ?!

А сам Юлик мне потом рассказывал:

- Очень многие были недовольны тем размахом будущего мероприятия, которое я наметил, и слухи дошли до Алиева - мол,

зазнался, началась мания величия, издевается над народом и т.д. Короче, репетирую я уже в 101-й раз, и вдруг на площадь

приезжают членовозы, оттуда выходят все члены ЦК и поднимаются молча на трибуну, где я стою и руковожу репетицией, никто

со мной не здоровается, хотя знают меня лично. Плохой признак, думаю, капец... Но продолжаю репетицию как ни в чем не

бывало. И вдруг ко мне подходит сам Алиев, кладет мне руку на плечо и спрашивает:

- Ну, как дела, Юлик, успеваешь к сроку?

Я посмотрел на него и говорю:

- Гейдар Алиевич, ваша рука на моем плече - все равно что орден Ленина! Конечно, успею!

Алиев расхохотался, и тут же вся его куадрилья закружилась вокруг меня:

- Привет, Юлик! Как дела, Юлик?

Ну, я понял, что пронесло...

В день празднества, 28 апреля, я был в Баку и все видел своими глазами по телевизору, видел, какое грандиозное зрелище

устроил Юлик. Но прежде расскажу кое-что, что я знаю о подготовке к этому празднику.

Как-то в Москве мы шли с моим бывшим сокурсником по институту (АзИИ) - моим товарищем Славой Михайловым - и

встретили Юлика. Я их познакомил, идем дальше и Славик стал что-то рассказывать. Юлик, пораженный, остановился:

- Вы что, бакинец? - спросил он Славу.

- Да, - ответил тот.- А как вы догадались?

- Акцент, - сказал Юлик, - у всех бакинцев один - у русских, армян, евреев, азербайджанцев....

Слава закончил после АзИИ ВГИК - стал режиссером-документалистом и работал на «Азербайджанфильме». Там они после

этого частенько с Юликом сталкивались, подружились - Юлик своим сверхчутьем понял, что Слава очень порядочный, надежный

человек и привлек его в свою команду по подготовке праздника - поручил ему доставку Вечного Огня на площадь им. Ленина в

день праздника. Выделил ему бронетранспортер, на котором этот огонь должен был доставляться из трех пунктов:

1. Огонь Трудовой Славы, зажженый от мартенов Сумгаита - из Сумгаита.

2. Огонь революционной славы - от вечного огня с площади им. 26-ти бакинских комиссаров.

3. Огонь боевой славы - с могилы Героя Отечественной Войны Ази Асланова с поселка “8-ой километр”.

- Юлик, мне нужно будет иметь хранилище для огня, наподобие олимпийского, - сказал Слава . - В день праздника привезти

все три огня одновременно на площадь не удастся.

- Конечно, - согласился Юлик. - Где бы ты хотел иметь такое хранилище?

- Удобней всего в районе Сабунчинского вокзала, - сказал Слава, подумав. - Близко к площади...

- Нет проблем, - сказал Юлик, усадил Славика в машину и отвез к Сабунчинскому вокзалу. - Выбирай, в любом здании, на

которое покажешь, устроим хранилище....

- Желательно на первом этаже, - сказал Слава, оглядывая площадь “новым” взглядом. – И чтоб бронетранспортер мог

подъехать...

- Тогда вот эта парикмахерская в самый раз! - показал Юлик на ближайшую парикмахерскую и вошел в нее. - Так, - объявил он

в парикмахерской, - через час заканчивайте работу, уберите весь мусор, волосы эти на полу. Здесь будет хранилище огня.

- Ты что, какое хранилище? - возмутился заведующий парикмахерской. - У нас клиенты, план!

А Юлик уже стоял у газовой плиты, где кипел чайник.

- Четыре конфорки. Тебя устраивает?

- Да, - сказала Слава. - Мне хватит трех.

- Все, закрывайтесь! - приказал Юлик директору парик-махерской. - Я выполняю приказ Алиева!

Директор понял, что сопротивление бессмысленно.

- Юлик, а тебе не кажется, что для хранения таких святых огней это заведение выглядит несколько убого, - засомневался

Слава, в прошлом активный комсомолец и тимуровец.

- Мы можем его задрапировать красным бархатом. Тебя устроит?

- Да, - представил Слава парикмахерскую в бархатном обличьи. - Все же появится какая-то торжественность...

- Ну все, значит решили вопрос! - Юлик достал рацию и передал кому-то: - Завезите в парикмахерскую у Сабунчинского

вокзала 100 метров красного бархата и чтобы к вечеру помещение было обито. - И сказал, обращаясь к Славе: - Все, теперь

спокойно можешь ехать за огнем! Здесь будет дежурить сторож - как привезешь огонь, он откроет тебе дверь, зажжешь этим огнем

конфорку и сходу едешь за следующим. К утру все огни должны быть здесь и отсюда на бронетранспортерах они отправятся на

площадь.

На этом расстались. Слава поехал на бронетранспортере сначала в Сумгаит, собственноручно зажег от мартена огненный

факел трудовой славы, привез в парикмахерскую, зажег от факела одну конфорку и поехал на “8-ой километр”, зажег факел от

вечного огня у могилы Ази Асланова, опять привез в парикмахерскую, торжественно зажег вторую конфорку и тут же уехал на

своем бронетранспортере на площадь “им. 26-ти бакинских комиссаров” и привез оттуда огонь революционной Славы, зажег

третью конфорку и, удовлетворенно оглядев все три огня на фоне обшитой красным бархатом парикмахерской, поехал домой.

Завтра должен быть праздник, и по его части все было готово.

Утром Славик, беспокоясь за свой огонь, приехал в парикмахерскую чуть свет. Заспанный сторож отпер с проклятиями ему

дверь парикмахерской, Славик тут же прошел на кухню к плите и чуть не потерял сознание - все конфорки были выключены.

- Что вы сделали? - в ужасе спросил Слава сторожа. - Это ведь Государственное преступление! Вы потушили огни Трудовой,

Революционной и Боевой Славы!

- Ашши! Что кричишь?! Какое преступление?! - возмутился в свою очередь сторож, чиркнул спичкой и зажег три конфорки: -

Вот тебе Трудовой, вот Боевой, а вот твоя Революция! Что еще хочешь?! Чтобы я пожар ночью устроил здесь?!

Подавленный Славик позвонил тут же Юлику.

- Полный провал! - сообщил он Юлику. - Огней нет!

- Как нет? - удивился Юлик.

- Негодяй сторож выключил ночью конфорки.

- Никому ни слова! - приказал Юлик. - Привезешь тот огонь, который есть.

- Но это ведь липа?! - протестовал Слава. - Огонь ведь не тот!

- Ты что, хочешь сорвать важное государственное мероприятие?! Это очень серьезно, Слава! Не подведи меня, прошу. Все

огни должны появиться на площади в положенное время.

Славику оставалось только подчиниться приказу начальства, хотя в душе он был против всякой липы.

Ничего еще не зная про потухшие огни Трудовой, Боевой и Революционной славы, я смотрел дома по телевизору передачу с

площади Ленина, посвященную 60-летию Советского Азербайджана. Сценарий праздника был написан Юликом.

Вот как проходило это действо, насколько я его запомнил.

На площадь выехал странный экипаж, на борту которого был нарисован герб дома Романовых. Площадь была заполнена

какими-то голодранцами в рубищах (наверное, те самые работники научно-исследовательских институтов и студенты). По какому-

то сигналу они вдруг страшно возбудились, заволновались, вся площадь пришла в движение, толпа бросилась к царскому

экипажу, сорвала с него герб вместе с драпировакой и обнажился грузовик, кузов которого был оформлен под кабинет Ленина в

Горках, сам Ленин стоял, опершись о стол, а в кресле вальяжно сидел Нариман Нариманов. При виде своих вождей голодранцы

оживились еще больше, сдернули с себя рубища и оказались красноармейцами, краснофлотцами, рабочими и крестьянами и

дружно приветствовали новую власть. Ленин тем временем внимательно слушал Наримана Нариманова, который говорил что-то

вроде “завтра будет поздно, а сегодня рано”. Когда кортеж оказался напротив трибуны, где сидели руководители партии и

правительства, секретари братских компартий во главе с самим Леонидом Ильичем, Ленин и Нариманов забыли о своем диалоге,

встали рядышком и приложив руку к сердцу, стали отвешивать земные поклоны руководителям партии. Эти кадры на экране

телевизора монтировались с улыбающимися лицами Алиева, Шеварднадзе, Брежнева и др., которые поощрительно помахивали

ладонями вождю мирового пролетариата... ”Верной идете дорогой...”

Затем на площадь выехал бронепоезд (закамуфлированный грузовик), на переднем бампере которого стояли Микоян,

Орджоникидзе и Киров - вожди, много поработавшие по Закавказью. Они декларировали что-то революционное рабочим и

крестьянам, встречающим приветственно бронепоезд, а как только поровнялись с трибуной, тут же подобострастно изогнулись,

приложив руки к груди и выражали всем своим видом высшую степень преданности и уважения членам ЦК КПСС, что и должны

были выражать штатные актеры бакинских театров.

Потом голос из громкоговорителей обьявил:

- На площадь прибыл огонь Революционной славы, зажженый от могилы 26-ти Бакинских коммисаров!

Появился бронетранспортер, солдат поднес факел к чаше и вспыхнул на площади, под аплодисменты, Огонь Революционной

Славы.

А громкоговоритель объявил опять:

- Прибыл огонь боевой славы, заженный от вечного огня на могиле Героя Совеского Союза Ази Асланова!

Въехал еще один бронетранспортер и была зажжена чаша Огня Боевой Славы.

- Прибыл огонь трудовой славы, зажженый от мартенов Сумгаита!

С третьего бронетранспортера под невидимые широким зрителям слезы Славы Михайлова был зажжен последний огонь,

после чего из репродукторов понеслись звуки вальса, и на площадь выбежало несметное количество девочек в возрасте 12и-13и

лет с вербными веточками. Они исполнили номер “Целина”.

Брежнев на трибуне был тронут до слез.

А Слава Михайлов вернул Юлику пригласительный билет на правительственный банкет во дворец “Гюлистан” (в переводе

“Дворец Счастья”), который был специально выстроен к празднику. На этом банкете присутствовали все руководители партии,

включая Брежнева.

- Я не заслужил такой чести, - сказал бывший хороший комсомолец Юлику. - Я не выполнил свою задачу - не сохранил огонь.

На празднике был липовый огонь, и я себе этого не прощу.

- Ну и дурак! - сказал Юлик. - Кроме нас с тобой никто не знает об этом! И праздник от этого не стал хуже! Пошли, не валяй

дурака!

- Прости, Юлик, не могу! - твердо сказал Слава. - Я должен был ночью дежурить у огня, а я этого не сделал...

- Ладно, тогда страдай! - устал уговаривать его Юлик и уехал на банкет.

В этой связи мне вспомнился еще один факт из театрально-режиссерской деятельности Юлика - он поставил в Бакинском

театре оперетты мюзикл “Человек из Ламанчи”. Нужно хорошо знать Юлика, чтобы быть уверенным, что эта постановка обречена

была стать эпохальным событием, чем-то вроде нашего ответа Бродвею, Голливуду. Поэтому в один из своих приездов из Москвы

в Баку я тут же пошел посмотреть этот спектакль. И не жалею. Чтобы подчеркнуть, что Дон Кихот человек неземной, Юлик поднял

его над сценой на парашютных лямках и актер (забыл фамилию, звать Шурик), кувыркаясь в воздухе - очень трудно было

удержать равновесие на растянутых стропах, пел знаменитую свою арию “Импасибл дрим”. Кроме того, на первых показах

спектакля Санчо Панса ездил на настоящем ишаке, но Юлик был вынужден отказаться от ишака, так как тот на каждом спектакле

преподносил какой-нибудь сюприз - или начинал вдруг кричать на зрителей, или останавливался, как вкопанный и никто, даже сам

Дон Кихот, не мог сдвинуть его с места. А окончательную точку пришлось поставить после того, когда у ишака вдруг прямо на

сцене стал расти член и достиг таких размеров, что уже касался пола сцены - зрители ржали вовсю и никто уже не обращал

внимания на кувыркающегося в воздухе Дон Кихота, не слушал его трогательную арию и не замечал, что зрителей первых рядов

буквально окатывало водой с головы до ног после того, как прачки бросали одного из героев в чан с водой.

Еще одно новшество, введенное Юликом в свой спектакль, - перед самым антрактом Дон Кихот выходил на авансцену,

преклонял колено и опершись на пику говорил:

- Я всю ночь буду бдеть над своим оружием!

И замирал в таком положении. В зале медленно зажигался свет, но зрители не знали, что это значит - антракт или

художественный прием. Поэтому минут пять все сидели тихо, ожидая развития событий, потом зрители из первых рядов, знавшие

актера, шептали ему:

- Шурик! Это что, антракт?!

Дон Кихот был настолько погружен в состояние бдения над оружием, что только легким кивком головы или движением глаз

давал понять, что да, это - антракт. Удостоверившись в этом, зрители покидали зал, оглядываясь на преклоненного Дон Кихота.

Так он стоял весь антракт, и зрители, возвращаясь после буфета, туалета и перекура, были тронуты актерским стоицизмом и

нетривиальностью режиссерского решения. После третьего звонка, когда все рассаживались по своим местам, Дон Кихот,

наконец, поднимался с колен и действие продолжалось.

Я уверен, что так далеко в постановке этого мюзикла не заходил ни один западный постановщик. Потому что все, что делает в

искусстве Юлий Гусман, это или на грани фола, а большей частью, за гранью. Но при всем притом очень интересно.