Copyright © 2004 Киностудия "НОВЫЙ ОДЕОН". All rights reserved.
В 1973 году я приехал на киностудию Арменфильм – там должен был решиться вопрос о запуске в производство фильма
по моему дипломному сценарию.
Я ждал приема у главного редактора студии, и тут ко мне подошел какой-то взъерошенный человек.
- Это вы привезли дипломный сценарий? – спросил он меня.
- Да, - сказал я.
- А вы знаете, сколько у вас объектов? – склочно спросил он.
- Каких объектов? – ничего не мог понять я.
- Каких - каких?! В сценарии! – сказал он. - У вас больше ста объектов! Вы представляете, как мы будем снимать фильм
с таким количеством объектов? Какая у нас будет смета?!
- Не знаю - сказал я. – Я об этом не думал. А что, из-за этого сценарий может не пройти?
- Это не я решаю. Я только знаю, что у вас слишком много объектов.
- Простите, а кто вы? – спросил я, набравшись храбрости.
- Я - директор фильма, - сказал он и, грустно вздохнув, ушел, шепча по дороге: - Сто с лишним объектов!
В столовой меня встретила женщина средних лет и остановилась возле моего столика.
- Это вы с Высших сценарных курсов? – спросила она.
- Да, - встал я. – А что?
- Странный у вас сценарий, - сказала она. - Одни шипящие и свистящие буквы в словах.
- То есть как? – не понял я.
- А так, что будут проблемы на озвучании. Я – звукооператор. Неужели вас там не консультируют звукоопера-торы?
- Нет, - честно сказал я. – Сценарий – это литературное произведение. Нас учат мастера - сценаристы, и про свистящие
звуки они ничего не говорили.
- Очень жаль, - сказала она. – Увидите, как намучаются наши актеры с вашим текстом.
Потом у меня была встреча с кинооператором.
- Понимаешь, сценарий у тебя неплохой, но, честно говоря, оператору там делать нечего. Это – радиопьеса! Не
обижайся, но если все слышишь – для чего тебе изображение?
Композитор мне сказал:
- Прекрасный у вас сценарий, я прочитал на одном дыхании, как читатель. Но, как музыкант, должен вам сказать – вы не
предусмотрели место для музыки, не подготовили ее появление, если так можно выразиться.
- Да, об этом я как-то не подумал, - признался я. – Это ведь мой первый сценарий...
- Не имеет значения, какой по счету, - успокоил меня композитор. – Главное, чтобы вы могли убить главного героя. И
чтоб сценарная коллегия не возражала.
- Как это?
- Ну пусть он в конце погибнет от несчастного случая, от пули хулигана, не знаю как, это вам видней...
- А зачем? – спросил я.
- У меня есть такая музыка, от который мертвые зарыдают! Скрипки запоют так, что мурашки по телу поползут даже у
глухого! Такая у меня музыка. Очень украсит вашу картину...
Потом я говорил с художником.
- Вы знаете, - сказал он мне, - любой интерьер украшает клетка с попугаем или канарейкой. Или аквариум с рыбками. Я
уже не говорю, что очень бы оживила ваш фильм собака.
- Для собаки нужно писать специальный сценарий, - сказал я уверенно.- Просто так собака не может появиться. Собака –
почти что человек для сценария. И попугай, если он говорящий, тоже.
- Согласен, - сказал художник. – А рыбки, они ведь молчаливые.
- Поговорите с режиссером, - подумав, дипломатично сказал я. Чем-то мне рыбки не нравились. Не вписывались они в
мой сценарий, даже будучи немыми.
А режиссер мне сказал:
- Старик, у тебя в сценарии очень много объектов, - директор прав! Много шипящих и свистящих звуков – права
звукооператор. Оператору нужно показать свое мастерство - придумай поэтическую сцену – он красиво снимет, можно даже
с вертолета, и что-нибудь надо сделать трагическое с главным героем – у композитора есть блестящая музыка – я рыдал,
когда слушал.
Должен сказать, что работая на этой картине, я впервые попал в кардиологическое отделение больницы.
Теперь, став режиссером, я понял, что не могут быть одновременно правы и сценарист, и директор, и монтажер, и
звукооператор, и художник, и композитор, и режиссер. Прав может быть только один человек - режиссер! Он в конце концов
отвечает и за художника, и за композитора, и за шипящие и свистящие, и за объекты и монтаж – за все! И если режиссеру не
хватает мозгов, таланта и знаний во всем этом разобраться – фильм получается плохим.
На первых моих фильмах художником по костюмам и художником–постановщиком работал очень известный и модный в
тусовочной среде художник – он, в самом деле, был талантлив, мог из ерунды подручной сделать костюм маркизы Помпадур
или малозаметной деталью придать нужный эффект интерьеру. И, главное, он обладал неиссякаемой энергией на выдумки
– предложения от него сыпались как из рога изобилия. И мне стоило большого труда успевать отделять то, что на пользу
картине, от того, что может быть ей во вред.
Так, однажды он предложил в квартире главного героя все книжные полки собрать посреди комнаты и сделать с их
помощью что-то вроде мавзолея (по конструкции). На все мои вопросы, а как герой будет брать книги с этих полок он
отвечал, что это не важно, главное, что это подчеркнет неординарность характера главного героя. Я наотрез отказался,
считая, что вместо заурядного бабника, каким представлялся мне мой герой, я получу закомплексованного психа.
Канареек, рыбок, попугаев и собак вы не увидите ни в одном из моих фильмов. Они могут появиться лишь в том случае,
если будут заявлены в сценарии.
Операторы постоянно предлагают мне съемки с помощью кранов, тележек, контрового света, отражением от зеркала,
через тюлевую занавеску и т.д. Я в большинстве случаев все это отвергаю, руководствуясь признанием Чарли Чаплина: «Я
никогда не снимал через занавески, садовые решетки, из-под ножки стула и т.д. Мне нужна была ясная и четкая картинка».
Когда решается вопрос между красивым изображением и правильным смыслом, я выбираю смысл.
Когда обьекты, намеченные в сценарии, усложняют или удорожают съемочный процесс, я переписываю сцену с тем,
чтобы обьект стал попроще и, естественно, съемка дешевле.
Во времена Госкино звукооператорам категорически запрещался шепот на экране – все должно было быть хорошо
слышно. И потому вместо шепота в ситуации, когда он просто необходим, мы слышали тихий говор. В первой же своей
картине я настоял на том, чтобы герои говорили шепотом. Получилось – зрители все услышали и, что главное, поняли, что
нет липы.
Если встает вопрос о замене неправильного слова на правильное (а такое часто приходится делать, т.к. актеры иногда
путают слова во время съемок, и на озвучании это приходится исправлять), в результате чего грубо нарушится синхронность
артикуляции с новым словом – я выбираю правильное слово и оставляю несинхронность.
- Как же так можно?! - с ужасом восклицает старый мосфильмовский монтажер. - Этого нельзя делать!
- Вы правы, - отвечаю я. – В вашей профессии этого делать нельзя. А в моей можно. Потому что самая главная правда
– это режиссерская!
