В 1984 году я в составе грууппы членов Союза Кинематографистов первый раз попал во Францию. Мы были в Париже
несколько дней ( я писал в первой книжке про посещение дома –музея В.И. Ленина), потом поехали на Лазурный берег в
Ниццу и несколько дней провели в Каннах, где в это время проходил знаменитый Канский фестиваль. Потом через Марсель
мы вернулись в Париж. Улетали в Москву из аэропорта Шарля Де Голля и наш рейс немного задерживался. Мы уже
находились в нейтральной зоне, все сидели у назначенного нам для вылета выхода на посадку, а я решил все таки еще
прогуляться по капиталистической территории. И вот у одной из стоек я вдруг увидел, как работница аэропорта положила на
стойку внушительную пачку полиэтиленовых пакетов с изображением верблюда и надписью «Кэмел». Тогда такие пакеты в
Москве очень котировались, были предметом дефицита, и потому не использовались под хозяйственные нужды – в них никто
не носил картошку, масло, макароны – они применялись почти как деталь туалета – считалось модным выходить с таким
пакетом в город, неся в нем книжку или журнал. Пакеты эти могли попасть в нашу страну только из-за рубежа, притом,
привезенные, в основном, туристами или командированными.
Женщина положила пакеты на стойку и ушла. Я сделал пару концентрических кругов возле этой стойки, внушая себе,что
пакеты оставлены для нужд отъезжающиих и, убедившись, что пакеты никто не охраняет подошел к стойке и, поскольку
пакеты были как бы слипшиеся отсоединил от общей массы кусок пакетов толщиной, приблизительно, в сантиметр. И пошел к
своим. Я еще не успел открыть рта, как несколько человек тут же бросилось ко мне:
- Да вон там лежат, - показал я. – Полно их...
Тут же несколько человек, не обремененных особыми регалиями и званиями, тут же бросилось по указанному мной
направлению и вскоре вернулись радостные с кучей пакетов.
Основная масса нашей группы, состояшая из довольно известных в стране людей, до этого подавляла , видно, в себе
желание броситься за пакетами вместе с рядовым отрядом кинематографистов. Теперь же они тоже потянулись в нужном
направлении, сохраняя, однако, некоторую неспешность и солидность в походке. Но когда они вернулись с пакетами
счастливые и возбужденные и сообщили, что пакетов осталось уже немного, тогда уж не выдержали Заслуженные и
Народные. Подстегиваемые ажиатажем – известные стали поспешно открывать свои сумки, чтобы уложить туда пакеты и
высказывали желание снова отправиться на этот отхожий промысел, - Заслуженные и Народные устремились к стойке с
пакетами торопливой рысцой. Я уже давно спрятал пакеты к себе в сумку, но захваченный всеобщим ажиотажем решил, что
не мешает и мне взять еще немного пакетов,ведь эти пакеты – шикарный сувенир по тем временам для многих моих
знакомых.
Я пошел по проторенному маршруту и застал тот момент, когда цвет нашего кинематографа энергично разбирал пакеты и в
этот момент появилась та самая женщина, что принесла эти пакеты – она несла в руках новую партию и увидев, что группа
товарищей копошится у стойки, уничтожая остатки пакетов подчистую, бросилась со всех ног к стойке, выкрикивая что-то на
французском.
Кое какие слова я понял :
- Мадам, мсье! – призывала она. - Кес ке сё... - и дальше все непонятное, но все равно было ясно, что надо рвать когти.
Народные и Заслуженные тут же дали деру, прижимая к себе пакеты, и я мысленно аплодировал им в этот момент, понимая,
что все люди остаются детьми не взирая на регалии и возраст.
Сейчас это кажется диким – такое наше поведение в аэропорту Шарля Де Голля в Париже. Но... Это был 1984 год, за
плечами нашими стояла жизнь, прожитая за железным занавесом, где каждая заграничная вещь была страшным дефицитом.
Можно ли нас винить? Я думаю – нет. Моя, например, совесть, чиста. Ведь мы так жили.
И, раз уж я вспомнил эту поездку грех не рассказать еще пару интересных, на мой взгляд, случаев.
Денег на поездку, это известно, тогда меняли крайне мало – по-моему, триста рублей. Так что все вели за границей очень
скромный, скорее даже скопидомский образ жизни. И вот как-то вечером, мы большой группой гуляли по Пляс Пигаль, месту,
где сосредоточены злачные заведения.Мы шли большой шеренгой и я был с того края, который был ближе всего к
увеселительным заведениям.
И вот, когда мы проходили мимо какого-то подвальчика, зазывала, который стоял у входа, подскочил ко мне и стал
приглашать в свое заведение.
- Что он хочет? – спросил меня руководитель нашей группы Юрий Чулюкин, известный режиссер, снявший такие щедевры
как «Девчата» и «Неподдающиеся».
- Приглашает в это заведение, - показал я на подвальчик.
- Ты его знаешь? – задал странный вопрос Чулюкин.
- Откуда? Первый раз вижу.
- Спроси, что там есть и сколько стоит, - распорядился Чулюкин. Надо сказать, что нам с руководителем повезло, потому что
Чулюкин никому никаких условий не ставил, ничего не запрещал и мы вольготно себя чувствовали в этой поездке.
Я слегка знал английский, на уровне института и выяснил у этого зазывалы необходимую информацию.
- Там стрип шоу и это ничего не стоит – можем заказать вина или сок и сидеть, сколько захотим. – сообщил я Чулюкину.
В жизни никто из нас не видел стрип-шоу и соблазн увидеть одну из гадостей загнивающего Запада был велик. Чулюкин
поставил вопрос на голосование и все единодушно решили пойти, тем более, что за это время я выяснил у зазывалы, что мы
можем сидеть, даже если возмем один сок на двоих.
Вначале шоу было вполне пристойным – девушки танцевали топлес, были, конечно, эротические движения, но это все было в
пределах нашего понимания. За это время нам принесли сок и мы отдали его женщинам. Но градус шоу постепенно крепчал,
следующий номер девушки уже исполняли, сбрасывая с себя одежды и это тоже никаких нареканий у нашей публики не
вызвало, но через несколько номеров вышла пара, которая начала разыгрывать сценку невинного знакомства на улице и
постепенно оголяясь, стала имитировать совокупление, притом мужчина был черный и все свои действия он коментировал
страстным вздохами, охами, ахами, меняя позиции в духе Камасутры и заглядывая в самые интимные места девушки. Тут уж
наши женщины не выдержали и нам пришлось покинуть заведение. Как потом выяснилось,двоих мы не досчитались - на шоу
остались ветеран войны, заслуженный оператор из Литвы, и режиссер из Грузии.
Несмотря на то, что пришлось уйти, в глубине души все были довольны, что одно из порочных проявлений западной
цивилизации мы уже знаем не понаслышке.
А на следующий день вся группа знала, как мы провели вечер и несколько молодых кинемато-графистов стали уговаривать
меня пойти посмотреть порно-фильм, считая меня уже, очевидно, докой в таких делах. Меня уговаривать долго не пришлось
и мы пошли опять на Пляс Пигаль, где видели такой кинотеатр. По ходу к нам присоединился тот оператор-ветеран из Литвы
и поскольку он был уже человек проверенный, никто против его компании ничего не имел.
Я провел переговоры в кассе и нам как группе из пяти человек сделали скидку.
Это был первый в моей жизни порно-фильм, увиденный в кинотеатре. Первые 20-30 минут я смотрел, как и все мои спутники
с живым интересом. Фильм состоял из коротеньких новел, например, грузчики приносят в дом пианино, хозяйка в очень
откровенном наряде садиться играть на нем, а грузчики – здоровенные амбалы тут же начинают ее ласкать и дело быстро
заканчивается групенсексом. И по такому принципу строились и остальные сюжеты,- полминутная завязка и все остальное
время – порно. В зале кроме нас никого не было. Мы все сидели в одном ряду, а опертор из Литвы сел на первый ряд. Вскоре
мы решили, что пора сваливать, поскольку за пределами темного зала- дневной Париж, а здесь уже все ясно.
Я позвал оператора и в ответ услышал:
Я крикнул ему, что мы уходим.
- Я остаюсь! – ответил нам ветеран-оператор. – Идите без меня!
Сейчас, достигнув возраста того оператора я все же никак не могу понять, чем его так прельстило это зрелище.
На следующее мероприятие я уже сам стал подбивать людей, предлагая сходить на всемирно известное варьете Фолли
Бержер. Из рекламных буклетов я уже знал, что из всех подобных заведений – Мулен Руж или Крейзи-Хосес – билеты в
Фолли Берджер были самыми дешевыми. И только продав икру и водку некоторые из нас могли себе позволить такое
удовольствие. И таких нас собралось человека четыре. Мы купили самые дешевые билеты, когда уже спектакль начался и в
кассе сделали нам скидку и чуть ли не бегом понеслись по фойе и лестницам на наш балкон. И уже при подходе к залу мы
услышали знакомые звуки «Калинки».
- Куда ты нас привел? – раздались голоса. – Это мы и в Москве могли послушать.
Внутренне напрягшись, я ускорил шаг и только когда попал на наш балкон у меня отлегло от сердца: человек 30 девушек
топлес, образуя «хорус лайн», то есть стоя в линию, дружно поднимали в такт «Калинке» ноги. Я понял, что бить меня не
будут.
И еще запомнилось наше посещение Канского фестиваля.
Программой поездки было предусмотрено, что наша группа посетит два фестивальных сеанса. Нам были розданы билеты,
как выяснилось, очень дорогие по нашим меркам – в сумме цена двух билетов равнялась всем полученным нами на поездку
франкам. Среди нашей группы поползли крамольные разговоры: стоит ли нам ходить на оба сеанса? Один сеанс – да, стоит,
в этом никто не сомневался. Посмотреть зал, атмосферу фестиваля, а насчет второго фильма все сходились во мнении, что
его можно и в Москве в Доме Кино посмотреть. И как –то за завтраком, когда разговор зашел о фестивале я сказал Чулюкину
о том, что может стоит билеты на второй сеанс продать? Не ожидая, разумеется, какую бурю вызовет это мое заявление.
Чулюкин ответил мне ( а в моем лице всем, кто задавался этим вопросом) очень твердо, что мы – кинематографисты, а не
работники торговли и не стоит об этом забывать, что джинсы и жвачка не должны заслонять нам важнейшее из искусств, и,
вообще, нам выпал шанс прикоснуться к одному из самых известных в мире фестивалей и этот шанс, для нас, для
кинематографистов, должен быть дороже денег. Так что разговор на эту тему он считает законченым и вся группа должна
стопроцентно явиться на фестивальные просмотры.
После такого заявления нашего руководителя мы поняли, что мысли о продаже билетов стоит забыть.
Еще в Москве нас предупредили, что на фестивальные просмотры надо приходить обязательно в галстуках-бабочках, у всех
такие бабочки уже были, правда ни смокингов ни даже вечерних костюмов многие из нас не взяли с собой, так что я,
например, пришел на просмотр в куртке и огромной зеленого цвета бабочке, купленной в галантрее напротив Центрального
телеграфа в Москве – больше нигде такого типа галстуков я не нашел. В таких же зеленых бабочках было еще несколько
членов нашей группы.
Мы заняли целый ряд в амфитеатре фестивального дворца, выполненного в виде огромного съмочного павильона ( уже ради
этого стоило прийти на просмотр), в середине ряда сидели Чулюкин и переводчица, которую выделили нам для просмотра
фильма. Начался фильм. Это было какое-то заумное кино, муторное, с длинными диалогами, абсолютно непонятное и то и
дело наши, сидящие с краев просили передать переводчице вопросы, типа: «Что он сказал?» или « А что она ответила?» И
так по нашему ряду постоянно проходила волна вопросов- ответов, громкий шепот, возня. Вскоре выяснилось, что наш ряд
стал беспокоить всех зрителей, сидящих впереди и сзади нас, какие-то старушки в буклях, потеряв терпение, стали
возмущенно шикать на нас, и когда в финале зажегся свет все смотрели на нас, как на каких-то диких, непонятно как
попавших сюда людей. Мне казалось, что особый ужас у старушек вызывали наши огромные зеленые бабочки.
После этого просмотра, не убоявшись даже грозного предупреждения Чулюкина мы( несколько относительно молодых и
неизвестных кинематографистов, включая оператора-ветерана из Литвы, сразу примкнувшего к нам еще в Париже) пошли в
кассы Дворца и продали наши билеты по своей цене. У нас их буквально выхватили из рук. Следующий просмотр должен был
быть через день и мы, получив за билеты деньги стали опять ходить по магазинам и пить фанту и кока-колу. А на следующий
день ко мне подошел Чулюкин и отведя в сторону, сказал:
-Толь, ты не можешь продать наши билеты ( а он был в поездке с женой). Нас пригласили в гости, жаль, если билеты
пропадут.
- Нет проблем, - сказал я.
- Меня устроит даже если за полцены, - сказал Чулюкин.
- Что вы?! – отмахнулся я. – За свою цену вырывают из рук!
- Ну, я на тебя надеюсь, - похлопал он дружески меня по плечу, пропустив мимо ушей мою реплику про «вырывают из рук».
Билеты Чулюкина я продал и, как выяснилось, на втором фестивальном просмотре не было ни одного члена нашей группы.
Трезвый расчет победил. А я на вырученные деньги купил в Каннах диск «Стар-систерс», очень дорогой, только что
вышедший, который я ни за что бы не смог купить, если б не эти неожиданно свалившиеся на нас деньги от продажи билетов.
К тому же теперь этот виниловый диск стал еще и сувениром и напоминает мне о фестивале в Каннах.
Подумал и решил, что стоит дописать, что произошло с нами после того памятного фестивального канского просмотра.
Когда мы выходили из зала я предложил нашей уже сложившейся после просмотра порнофильма в Париже небольшой
компании переждать, (как делали слушатели Высших сценарных курсов во время фестиваля в Москве), в туалете антракт
между сеансами, а потом явиться в зал и посмотреть следующий фильм. А в тот день в Каннах это был какой-то
американский нашумевший блокбастер. Вся компания сразу же согласилась, включая ветерана-оператора из Литвы. Мы
спустились в туалет Канского фестивального Дворца и сразу поняли, что отсидеться здесь не удасться: туалет был под
наблюдением пожилого мсье, который срзу же стал предлагать нам полотенца, мыло, дезодоранты, надеясь получить
чаевые. Нам пришлось уйти от этого назойливого человека и искать другой способ переждать антракт. И ветеран войны из
Литвы обнаружил вдруг вход в длинный коридор, ведущий неизвестно куда. Коридор оказался очень длинным, скорее всего
это был туннель, но мы все же продолжали идти по нему, считая, что все равно нам надо тянуть время. Коридор привел нас к
лестнице, мы поднялись по ней, открыли дверь и попали в огромный зал и обалдели буквально от зрелища, которое увидели:
в зале были сливки фестиваля – мы узнавали известных актеров, актрис, дамы были в вечерних платьях, мужчины в
смокингах, по залу ходили официанты и разносили шампанское. Сознавая, что хотя мы и были в галстуках-бабочках, но все
равно резко отличаемся от всей этой публики мы сели за стоящий в самом дальнем углу столик и оттуда наблюдали за этим
праздником жизни. Ветеран из Литвы ( в войну он был разведчиком) первый пришел в себя, уверенно подошел к официанту и
взял с подноса два фужера с шампанским. Когда кто-то из наших попросил у него второй бокал, ветеран сказал:
- Я взял для себя. Идите, никто вас не прогонит, берите, сколько хотите. Это- Европа!
И мы потянулись за шампанским и скоро уже сидели за своим столом, заставленным фужерами и крошечными бутербродами.
Один из нас, фоторгаф из «Советского экрана» вдруг вскочил с радостным воплем:
- Здесь Капралов! Я его снимал!
И бросился к известному киноведу, корреспонденту «Правды» на фестивале. Вскоре он вернулся и сообщил нам.
- Я рассказал Георгию Александровичу как мы сюда попали и он посоветовал немедленно ретироваться отсюда. Говорит,
может выйти большой скандал. Его самого пропустили сюда на пять минут только потому, что здесь его почтовый бокс – он
зашел забрать срочную почту.
Мы решили, что вызывать скандал на Канском фестивале никому из нас не нужно и потому потянулись к выходу, надеясь,
что крепкие мужчины, стоящие в дверях, не должны нам помешать выйти из помещения. Охранники не задали нам никаких
вопросов, только удивленно посмотрели на наши галстуки-бабочки и непарадные куртки.
Оказывается, по тунелю мы прошли под набережной Круазет и попали в отель «Карлтон», где проходило какое-то
мероприятие в рамках фестиваля, не помню уже, какое. Выйдя на набережную мы с удовольствием вдохнули свежий морской
воздух: только теперь мы почувствовали, что находились все же под большим нервным напряжением все это время.
- Ребята, посмотрите какую я пепельницу спиздил на память! – сказал оператор из Литвы и показал нам шикарную
пепельницу с монограммой отеля «Карлтон».
Мы все дружно ему позавидовали. Что поделаешь – славное боевое прошлое, военный опыт он и в мирной жизни может
пригодится. Особенно за границей.