Copyright © 2004 Киностудия "НОВЫЙ ОДЕОН". All rights reserved.
Я взял себе за правило: если встречу вдруг человека, лицо которого покажется мне знакомым – не распрашивать его, кто
он , откуда, могу я его знать или нет, знает ли он меня и т.д., – как правило, это добром не заканчивается. И чтоб вы мне
поверили, расскажу две истории на эту тему – одна произошла с моим бывшим сослуживцем, а вторая со мной.
Мирзоев Гамид Рахманович как-то рассказывал мне во время работы:
“ Приезжаю как-то зимой на дачу – смотрю, у соседа моего работает на участке бульдозер – очищает участок от сыпучих
песков. Эти пески, клянусь тебе, замучили всю нашу семью, ничего на участке нельзя посадить, - ни помидоры, ни огурцы,
ни дыни-арбузы. Даже зелень! Все заносит этим песком, особенно когда Норд задует. ( Норд – это у нас в Баку так называют
сильный северный ветер). Пошел я к соседу и узнал, что они наняли этого бульдозериста в ближайшем строительно-
монтажном управлении и тот обещал расчистить весь участок от песка и еще поставить бетонное ограждение. И цена была
хоть и приличная, но ради такого дела не жалко было отдать эти деньги. Я подошел к бульдозеристу и мы договорились, что
следующим буду я на очереди. Оставил ему свой телефон и уехал домой. Смотрю, месяц прошел, а бульдозерист не звонит
мне. Поехал на дачу, спрашиваю у соседа, где бульдозерист и тот говорит, что он сейчас работает на другом конце нашего
дачного поселка. Не поленился я, пошел туда, нашел этого бульдозериста и говорю:
- Как тебе не стыдно, мы же с тобой договорились, что следующим буду я. Почему ты мне не позвонил?
- А ты мне задаток не оставил, потому и не позвонил, - отвечает мне бульдозерист.
- А ты мне что, говорил про задаток? – спрашиваю я его.
- А чего говорить, - отвечает мне бульдозерист. – Приличные люди сами должны понимать такие вещи.
- Это значит я – неприличный? – спрашиваю его.
- Понимай как хочешь, - отвечает бульдозерист. – Твое дело.
- Ах ты дормоед! – разозлился я. – Занимаешься здесь левой работой, калымишь в рабочее время, назначаешь сумасшедшие
цены за свою работу и еще оскорбляешь почтенных людей?! Тебе это так не пройдет!
Клянусь, взбешен я был его наглостью так, что сразу поехал к своему дальнему родственнику – начальнику строительного
треста, никогда раньше я к нему не обращался ни с какими просьбами, а тут решился побеспокоить его – очень уж я был
взбешен. Родственник мой сразу же по своим каналам узнал, какая организация работает недалеко от моей дачи, узнал
фамилию этого бульдозериста и попросил, чтобы его отстранили от работы на этом участке, где он так хорошо калымил. Вот
какие бывают люди, Сергей, наглые, зажравшиеся, без совести, без чести! Так что правильно я сделал, что наказал такого
негодяя. А новый бульдозерист, которого прислали в наш дачный поселок , первым делом занялся моим участком, все сделал
отлично и я ему заплатил даже на 50 рублей больше положенной суммы за его достойное поведение. “
А примерно через год после этого его рассказа возвращается он после обеденного перерыва очень возбужденный и с
перевязанной головой.
“ - Слушай, Сергей, ты не поверишь, что сейчас со мной произошло! Еду я домой пообедать, а напротив меня сидит инвалид
с костылями и смотрит на меня внимательно. Я тоже смотрю на него, лицо вроде знакомое, но никак не могу вспомнить, кто
такой. Прямо в голове крутится, кажется вот-вот вспомню, но в последний момент не получается. Не вытерпел я и обращаюсь
к этому инвалиду:
- Простите, но мне кажется, что я вас откуда-то знаю.
- Конечно знаешь, - отвечает этот человек. – Ты Мирзоев?
- Да! – оборадовался я.
- Ах ты негодяй! – И этот инвалид ударил меня костылем по голове, так, что мне показалось, что моя голова, как арбуз, должна
расколоться пополам.И он хотел еще раз ударить, но хорошо люди ему не дали, отняли костыли. А он продолжал кричать на
весь трамвай:
– Из-за этого полеца я стал инвалидом. Он перевел меня на опасный участок, где мой бульдозер перевернулся и я покалечил
себе ноги. Дайте мне костыли, чтоб я мог наказать этого гётверана!
Я вышел на остановке из трамвая, пошел в ближайший травмопункт, где мне оказали неотложную медицинскую помощь.
На всякий случай я взял справку, - вдруг он теперь начнет за мной охотиться. Ну скажи, Сергей, разве я хотел, чтобы он стал
инвалидом? Ты ведь знаешь эту историю. Я только хотел, чтобы его отстранили от этой хорошей калымной работы, потому что
он оскорбил меня. И все. А куда его перевели я даже не знал. Честное слово! И теперь я чувствую себя виноватым, что из-за
меня человек, пусть даже плохой , стал инвалидом. И мне же еще дали по кумполу костылем и еще хорошо, если не будет
сотрясения мозга.
Вот, зная эту историю в качестве хорошего поучительного жизненного примера, я тем не менее через много лет попал
почти в такую же историю. Но, для начала, небольшой экскурс в детство.
Нам было лет по 14, когда мы с Юрой Газанчаном пошли вечером на Приморский бульвар. Погуляли, потом зашли в кафе
под открытым небом поесть мороженое. Выстояли очередь, получили свои вазочки с мороженым и на наше счастье
освободился один столик – мы тут же заняли его и с удовольствием стали есть наше мороженое. Надо сказать, что столики в
этом кафе были высокие и все ели мороженое стоя. Но удовольствие это не портило – вокруг росли низкорслые пальмы, как
кусты, сверху свисали ветви тутового дерева – так что было ощущение, что ты находишься в раю. Так, во всяком случае нам
тогда казалось. И вдруг к нашему столику подошел парень лет 20, подошел каким-то танцевальным шагом и напевал при этом
известную в Баку, явно кинтойскую песню, вроде частушки:
“Таш-туши, таш-туши, Мадам Попугай,
Таш-туши, таш –туши, один выбирай!”
Он остановился возле нашего столика и улыбаясь пропел куплет ( привожу слова в точности, как пелась эта песня на русском
языке. А впрочем, ни на одном другом языке я ее никогда не слышал):
“ В одном клетке попугай сидит,
А в другом клетке его мать грустит,
Она его любит, она его мать,
Она его хочет крепко обнимать!
Таш-туши, таш-туши , Мадам Попугай “
Он неожиданно кончил петь, наклонился к нашему столику, оперся локтем о стол и положил на ладонь свой подбородок. Я
так подробно описываю его действия, потому что эта сцена запечатлелась в моей памяти чуть ли не по кадрам. И вот в таком
положении, когда, чтобы открыть рот, надо было преодолеть вес своей головы, он вдруг сказал нам каким-то шипящим голосом:
- Пацаны, берите свое мороженое и быстро рвите отсюда когти!
- Почему? – спросил Юра, а я в это время заметил за ближайшим кустом пальмы парня с очень симпатичной девушкой.
Они держали в руках вазочки с мороженым и, давясь от смеха, смотрели на нас.
- Я никогда ничего не обьясняю и второй раз свои слова не повторяю! - сказал этот парень, все также с усилием
сцеживая слова. – Все! Время пошло.
Мы с Юрой переглянулись и поняли, что надо уходить. Он был крепче нас обоих, да к тому же в кустах стоял его 20-летний
друг. Мы отошли к выходу из кафе, но не ушли, а встали около ящиков с лимонадом, доедали там свое мороженое и смотрели,
как к нашему столику смеясь подошли парень с девушкой, что стояли до этого в кустах. Он встретил их той же песней:
“Таш-туши, таш-туши, Мадам Попугай!”
Они поставили вазочки на стол и стали есть мороженое и уже говорили о чем-то другом, забыв про нас. Девушка с ними была
очень красивая, так она мне запомнилась. Доев мороженое мы пошли домой, по пути обсуждая планы возможной мести этому
парню. Всё сводились к тому, что надо было его поймать с нашей дворовой кодлой и хорошенько отметелить, даже если он
будет со своим тем самым другом. И когда мы будем его метелитть, то обязательно будем петь “Мадам Попугай”, а если вдруг
с ним будет та самая девушка, то отметелив его, мы ей скажем:
- Зря вы смеялись в тот вечер над нами. Эти парни недостойны вас!
И после этого мы должны были гордо уйти.
План был хорош и мы даже несколько вечеров подряд с пацанами со двора ходили на Приморский бульвар, крутились возле
того самого кафе-мороженого, но парня так и не встретили.
Шли годы, но эта история какой-то занозой застряла в моем сознании и каждый раз, когда где-нибудь, а чаще в бакинском
ресторане я слышал “Мадам Попугай” я тут же вспоминал игривое лицо того парня, когда он пел эту песню, его змеинное
шипение и тот позор, которые испытали мы с Юркой, покидая столик под смешливыми взглядами его друга и той девушки–
красавицы.
И вот, почти что через двадцать лет после той истории я был на банкете по случаю защиты диссертации моим товарищем по
аспирантуре в одном из московских ресторанов. Кроме моих товарищей-аспирантов там были наши преподаватели, члены
Ученого Совета, опоненты, а также жены и девушки аспирантов. В общем, такая техно-интеллигентная компания, сплоченная
общей проблемой “ Шарошечных долот для бурения скважин на глубину более 10000 метров”. После положенных в таких
случаях дежурных тостов – за новоиспеченного кандидата, за его научного руководителя, за его жену , оказавшую неоценимую
поддержку в напряженный момент работы над диссертацией и т.д. мы вышли в фойе перекурить, пока официанты приберут
стол перед горячим блюдом. Все чинно стояли в фойе, курили, вспоминали перипетии только что прошедшей защиты, а я вдруг
обратил внимание на мужчину, стоявшего напротив у колонны. Он тоже видно вышел из ресторана покурить, у него было
умиротворенное выражение лица, какое бывает у человека, после того как он отлично поел, выпил и сейчас принимает
последнюю кайфовую дозу в виде сигареты. Он был явно с Кавказа, а точнее, армянин или грузин, скорее все же армянин. Но
что-то, кроме облика кавказца ( тогда еще не вошло в обиход выражение “лицо кавказской национальности”), привлекло меня
в нем. Что-то казалось мне в этом лице знакомым, но я не понимал что.Память вроде работала на полных оборотах, казалось,
вот-вот я получу искомый ответ, но вдруг что-то там пробуксовывало, обрывалась, исчезало. Я не мог вспомнить, откуда я могу
знать этого человека. Но что знаю его – это я чувствовал стопроцентно.Он был в дорогом, явно фирменном костюме, галстук
у него был тоже не простой – я , хоть и не имел возможности так одеваться в те времена, но все же был в курсе последних
писков моды, которые доносились к нам из-за рубежа, - курил он наверняка “Мальборо” или “Кент” и все это вместе давало,
очевидно, ему право смотреть на всех несколько свысока. Таким, как-бы скользящим по поверхностям голов, взглядом. Такого
знакомого в моем окружении не могло быть, это было ясно. Так откуда я его знаю?!
Я обычно нелегко иду на контакт с незнакомыми людьми, а тут видно сказалось влияние выпитых мною 150-200 граммов
водки и я решил подойти к этому незнакомцу.
- Простите, - сказал я. – Не могу отделаться от ощущения, что я вас знаю.
Я, очевидно, вывел его из состояния близкого к нирване – он с трудом сфокусировал на мне взгляд и сказал:
- Я вас не знаю. – Видно было, что у него нет желания продолжать разговор.
- А вы случайно не бакинец? - тем не менее спросил я.
- Да, бакинец, - сказал он, не проявив особенной радости по этому поводу.
- И я бакинец, - сказал я. – Значит, уже теплее.
Он промолчал.
- А в какой школе вы учились? – спросил я.
- Я учился в 160-ой, - ответил нехотя мужчина.
- И я в 160 –ой ! – обрадовался я.
- Мы не могли учиться в одном классе, - сказал мужчина. – Или даже с разницей в год-два. Вы моложе меня.
- В десятом классе у нас в школе появились девочки, - сказал я. – Обьединили нас с женской школой. И уже директором была
ни Нина Константиновна Березина.
- Значит вы заканчивали школу лет через 7 после меня. И что, по вашему, третьеклассник мог запомнить в лицо 10-классника? –
усмехнулся он.
- Значит, мы виделись позже, - задумался я.
- Ничем помочь не могу! – сказал он, щелчком бросил окурок в урну, промахнулся и уже собирался уйти, как меня вдруг осенило:
- Простите, еще ворпрос! А вы песню “Мадам Попугай” знаете?
- А кто ее в Баку не знает! – усмехнулся он.
- Тогда я вспомнил, откуда вас знаю. Точно! – обрадовался я.
- Откуда? – он, так и быть, готов был выслушать меня.Но то, как он процедил это “откуда” окончательно убедило меня, что я на
правильном пути.
- Минуточку, я вам сейчас расскажу, - начал я. Странно, в этот момент я вдруг понял, что не испытываю к нему той ненависти и
жажды мести, которые клокотали в наших с Юркой сердцах после того случая. Я смотрел на него, как на земляка. Как на
человека , оставившего след в моей биографии, и только. – Однажды, мне было тогда 14 лет мы с приятелем пошли в
Приморский парк поесть мороженое. Купили мороженое, заняли место у столика и тут подошли к нам вы.
- Я?! – для большей ясности он ткнул себя в грудь пальцем.
- Да, - сказал я. - Вы. При этом вы слегка пританцовывали и напевали “Мадам Попугай”.
Увлеченный свои рассказом я не обратил внимание на то, как грозно сузились его глаза и воодушевленно продолжал:
- Вы оперлись локтем на наш столик, положили подбородок на ладонь и …
И тут я понял, что кавказская закваска не дает мне возможность рассказать сейчас эту историю так, как было все на самом
деле. Ну не мог я повторить ему те обидные слова: “ пацаны рвите когти по-хорошему”. Я понял вдруг, что не могу признаться
этому вальяжному человеку, что он прогнал нас, как собачек и мы послушно ушли.
- Ну и что потом? – спросил он нетерпеливо.
- А потом вы вдруг стали дергаться, как будто бы вы контуженный и просить, чтобы мы освободили для вас наше место у
столика, - одним духом выпалил я.
Сейчас слово “контуженный” ничего не значит для людей, кроме как медицинский термин. А тогда, после войны по городу
ходило много контуженных, они могли без очереди пройти в магазин, в трамвае потребовать, чтобы им освободили место,
при этом они противно дергались и издавали нечленораздельные звуки и связываться с ними никто не хотел. Чуть что, этот
контуженный мог схватить кирпич и закричать:
- Я контуженный! Отойди, хуже будет!
Этим пользовались иногда нечестные пацаны во время драки, начинали кричать “Я – контуженный!”, но таких не уважали, как
правило.
Так что и он, и я отлично знали, что такое “контуженный”. И потому после того, как я сказал про “контуженного” он со словами
“ Я ничего не обьясняю, а просто даю по морде в таких случаях” тут же схватил одной рукой меня за грудки, а другую занес
для удара. Я такого развития событий не ожидал, но все же успел в последний момент перехватить эту занесенную для удара
руку, а второй рукой крепко сжать запястье руки, которая была почти у самого моего горла. Я уже был не тем 14-летним
пацаном, за мной стояли многолетние занятия спортом, а главное – первый разряд по боксу, который я получил еще учась
в институте.
- Ну, вспомнили? – спросил я, в упор глядя ему в глаза. Гнев и жажда мести во мне не проснулись, а было только желание
обезвредить зарвавшегося человека.
Вместо ответа он попытался сделать мне “кялля” – это неожиданный удар верхней частью головы противнику в лицо, но
я ожидал такой удар и потому легко увернулся.
- Спокойней, спокойней! – говорил я, ограничивая ему возможность нанести мне удар ногами или головой. - Я с тобой
нормально говорил, чего ты взъелся?!
- Ты обозвал меня контуженным! – рычал он, тщетно пытаясь освободить хотя бы одну руку. – А я таких слов не прощаю! Если
мне что надо, я никем не притворяюсь, а веду себя как мужчина, понятно?!
И тут я заметил, что мы с ним носимся по кругу таким упругим, опасным для окружающих комком, делая то и дело резкие
движения, подсечки ногами, изрыгая непонятные междометия и вся публика, которая мирно курила в фойе, в том числе и те,
с кем я сидел за одним столом, отмечая защиту диссертации, теперь жмется по стеночкам и воспринимает нас как двух диких
горцев, сцепившихся вдруг здесь неизвестно по какому поводу.
Нужно было срочно заканчивать этот базар. Я выпустил этого джина из бутылки и теперь мне надо было как-то запихнуть
его обратно.И тут мне пришла в голову спасительная идея.
- Слушай, это был не ты! – радостно крикнул я ему. – Я это вижу! Такой человек как ты не будет дергаться , как контуженный!
Прости, обознался!
Он тут же обмяк и я его отпустил.
- Значит, просто видел тебя где-нибудь в городе, - сказал я ему
примирительно. – А у тебя такое лицо, запоминатеся…
- Да меня весь Баку знал, - сказал этот мужчина.
- Ну, тем более, - улыбнулся я. – Так что нечего удивляться, что я тебя в лицо знаю.
- А ты крепкий парень, - сказал он мне. – Что, в детстве часто шухарился?
- Приходилось, - сказал я. – И еще я боксом занимался. Первый разряд имею.
- Почему тогда не ударил меня? – спросил он. – Какой нибудь аперкот?
- А за что мне тебя ударять? – усмехнулся я. – Мы что с тобой, враги?
- Ты прав, это я погорячился! Когда ты про школу заговорил, про это кафе-морженое, про бульвар, про Нину Константиновну –
я сразу как будто в то время попал. А я был еще тот хулиган. Меня ведь из 160 школы выгнали –вечерку я заканчивал.
- Ну, я ведь этого не знал, просто хотел выяснить, откуда тебя знаю, - сказал я.
- Пошли, у меня там столик в отдельном кабинете заказан, посидим, повспоминаем наш Баку, - предложил он.
- Извини, но я с друзьями – отмечаем защиту диссертации, - сказал я.
- Тогда вот возьми, - протянул он мне свою визитку. – Я директор гастронома на Калининском. Если какой дефицит будет нужен –
заходи.
- Спасибо, - поблагодарил я и спрятал визитку в карман.
Он уже повернулся, чтобы уйти, когда я неожидданно для себя вдруг сказал ему:
– Ты знаешь, с теми ребятами, которые меня с моим товарищем шуганули
тогда из кафе-мороженое, была обалденная чувиха. Просто красавица. Так мне она запомнилась.
- Это моя жена! – сказал он мне и подмигнул. – Таш-туши, таш-туши, Мадам Попугай! Таш-туши, таш-туши, один выбирай!
Звони, заходи! – хлопнул он меня по плечу и, напевая эту песню, направился в свой кабинет в ресторане.
Cентябрь 2009 г.
Майами.
