Copyright © 2004 Киностудия "НОВЫЙ ОДЕОН". All rights reserved.
В тот вечер я как обычно отыграл первые свои полчаса  и собирался сделать небольшой перерыв, как вдруг ко мне подошла
девушка, по виду сразу видно, что из наших, и сказала:
- А сколько будет стоить мне спеть?
Вопрос меня озадачил. Еще ни разу никто из посетителей  ресторана не подходил ко мне с таким вопросом. Я играл всегда
мелодичные фоновые вещи, как бы для улучшения пищеварения,мелодии, которые здесь идут по разряду «изи листенинг», т.е
легкое прослушивание, если дословно, - такие, знаете, сладкие сентиментальные пьески, в основном шлягеры. Хоть ресторан у
нас с русской кухней, но заходили и иностранцы. Так что всем было понятно и приятно.
- И что вы хотите спеть? – спросил я.
- «Белую берёзаньку» знаете?
- Это какую?
- Ну вот эту. – И девчонка запела негромко:
  «За дальнею околицей, за молодыми вязами,
  Мы с милым расставаяся клялись в любви свой,
  И было три свидетеля: река голубоглазая,
  Березанька пушистая да звонкий соловей.»
- Знаете? – спросила она.
- Знаю, - сказал я и взял несколько аккордов на синтезаторе.
- Точно! – обрадовалась девчонка. – Могу я ее спеть с вами, ну, чтоб вы мне подыгрывали?
- Можете, - сказал я.
- А сколько это будет стоить?
- Зависит от того, как ты споешь, - сказал я.
- Это как? – удивилась девчонка.
- Ну, если споешь хорошо, то бесплатно, а если плохо – тогда штраф, - сказал я.
- И какой?
- Один поцелуй, - сказал я.
- Нет, серьезно? – обрадовалсь девчонка.
- Серьезней не бывает, - сказал я.
- Я согласна.
- Тогда поехали, - сказал я и заиграл вступление.
- Подождите, - остановила меня девушка. – А можно я скажу пару слов в микрофон, перед тем, как спеть.
- Что хочешь сказать?
 - Здесь сидят мои знакомые и я хочу сказать, что эту песню посвящаю своей родине - Вятке, - сказала девушка. – Объявлю,
как бы свой номер.
 - Ну, говори, - разрешил я. - А петь начинай, когда я кивну.
- Хорошо, - и девушка  сказала в микрофон: - Дорогие друзья! Я спою сейчас песню, которую любят у меня на родине, в
Вятке. Да ее, я уверена,в России везде любят. Такая это песня. – И обратилась ко мне: - Прошу маэстро!
  Я чуть не задохнулся от такой наглости, но, что делать, послушно заиграл вступление. И кивнул, как договорились. Она
запела.
  Должен сказать, что слух у нее был, не фальшивила, ноту держала, а голос был какой-то необычный, т.е. сейчас никто
таким голосом не поет. Какой-то сдавленный, тонковатый и вроде, жалостливый. Скорее всего он напоминал мне голос нищенок,
которые иногда пели в московских электричках. Но для этой песни, как ни странно, он подходил, ложился на мелодию, как
говорят у нас, музыкантов. Американскую песню таким голосом петь нельзя – ничего не получится, уверен.
 Песня имела успех – зрители хлопали, а один мужчина подошел и положил мне на синтезатор 10 долларов и попросил:
- А можете исполнить «Там кто-то с горочки спустился»?
- Знаешь? - спросил я девушку.
- Знаю, - сказала она.
- Исполним, - сказал я парню и заиграл вступление. – Ты уже стала зарабатывать! – сказал я девчонке, а она прыснула прямо
в микрофон. И тут  же запела опять своим нищенским голоском. И опять в точку.
«Вот кто-то с горочки спустился
Наверно милый мой идет...»
  Короче, мы без всякого перерыва целый вечер исполняли весь пришедший нам на память багаж « жалостливых» песен,
включая «постой паровоз не стучите, колеса» и «позабыт да позоброшен с молодых юных лет».И, признаюсь честно, я этого не
ожидал, имели успех. И,  к тому же прилично заработали. Когда я выступал один мне почти никогда ничего не заказывали – не тот
у меня репертуар - и я ничего не имел сверх того, что платили мне хозяева ресторана. А тут вдруг за вечер около четырехсот
долларов. Не ожидал, честное слово.
- Ну, как будем делить бабки? – спросил я у девушки, когда мы вышли из ресторана.
- Как хотите, - сказала она. – Я ведь и не думала, что еще и заработаю! - засмеялась она.
- Я тоже не ожидал, - сказал я,достал из кармана деньги и стал их пересчитывать.
- Ой, а вы сможете меня подвезти до дому? – спросила она. – А то нашим я сказала, чтоб не ждали.
- Подвезу, - сказал я. – Фифти-фифти тебя устроит? – спросил я.
- Ой, ну это даже чересчур! – искренне поразилась она.
- Ну, вот, бери 200 долларов, - протянул я ей деньги. – Заработала.
- Я в месяц столько у себя в Вятке не зарабатывала, как сегодня за вечер! – рассмеялась она. - Даже не верится...
- А ты привыкай. Это - Америка! – сказал я.
- А вам понравилось, как я пела? – спросила она. – Только честно!
- Честно? – прищурился я.
- Да! – по-пионерски сказала она.
- Если честно-честно, то нет, - сказал я.
- Я так и думала, - она приблизилась ко мне. – Значит я должна вас поцеловать.
- Ну, уговор – дороже денег! – согласился я.
Она встала на ципочки и приложила свои губы к моим, просто приложила, как прикладывают губы ко лбу, когда хотят
проверить температуру. Вначале я подумал, что этим все и ограничиться, но вдруг губы ее внезапно ожили, да так, что я
вспоминая тот поцелуй, каждый раз чувствую, как по всему телу у меня будто судорога проходит.
Когда я пришел в себя, я спросил:
- Слушай, а как тебя зовут? Меня – Сергей.
- А меня Оля, - сказала она и засмеялась. – Вот и познакомились.
Оля осталась ночевать у меня. Выяснилось, что она приехала по студенческому обмену на лето,училась в инязе и с языком у
нее все в порядке.  Должна была находиться в Детройте, а подруга уговорила ее полететь в Майами, здесь у нее был знакомый
парень,к тому же во Флориде океан, тепло и все такое. Вот с ними Оля и была сегодня в моем ресторане. А живут они  с подругой
у ее парня в съемной студии, Оля спит на полу, а подруга с парнем на тахте.
Ну, что вам сказать? До сих пор, несмотря ни на что я считаю, что это был подарок судьбы. После того, как от меня ушла
жена, уехала в Сиэтл, где у нее жили мама со старшей сестрой я женщин практически не видел. Пару раз  в бухом состоянии я
переспал – один раз с нашей посудомойкой, а второй раз с какой-то туристкой-меломанкой. Ни имен их не запомнил, ни
связанных с ними своих ощущений. И все. За пять лет больше никаких сексуальных приключений и переживаний. Я уже и на
женщин стал смотреть, как на проплывающие мимо меня корабли. У них свой курс, а я стою на необитаемом острове и даже не
помышляю махать им руками, звать, кричать, а просто грустно смотрю им вслед. Вот так  я ощущал свое нынешнее отношение к
женщинам. И вдруг такой кульбит, такой подарок судьбы! Фактически девченка – 22 года! Фигурка – статуэтка. Я, когда сказал ей
про штрафной поцелуй ни о чем таком и не помышлял, честное слово, просто прикололся. И вдруг такие последствия...  И
отдалась мне так, как будто всю жизнь меня любила или о таком как я всю жизнь мечтала. Представляете? Она уснула, а я все не
мог поверить в случившееся, выходил на балкон покурить, пару раз выпил виски и только к утру уснул.
Следующий день я начал с того,что договорился с хозяином ресторана, где я работал, что Оля будет петь со мной, платить
он ей не будет, а все, что мы получим от клиентов – идет нам. Потом поехали, забрали олины вещи у подруги, привезли ко мне.
По дороге в  «Мэйсисе» я купил Оле красивое платье для выступлений и туфли.
- У меня в жизни таких красивых вещей не было! – поцеловала меня Оля.
И мне запомнилось, что она еще сказала по этому поводу:
- Знаешь, мой дедушка мне говорил, что он до войны не видел ковров, хрустальных люстр, фарфоровых ваз, даже не знал,
что есть такие вещи на свете. У нас в Вятке тогда ведь ничего такого не было. Только в Германии он все это впервые увидел. И
был поражен – что за ненужные вещи! А мне потом признался, что понял, в чем их смысл- красивые эти вещи, вот и весь смысл.
Когда дома Оля одела это платье и туфли – я обалдел:передо мной стояла стройная,шикарная женщина, о которой я не мог
даже мечтать. Мне в этот момент до ужаса захотелось снова обвладеть ею, и я попытался сдержать себя, чтобы не показаться
ей таким ненасытным. Но она каким-то чутьем все поняла и сама овладела мною, честное слово! И так у нас потом бывало с ней
частенько.
  Обедать поехали на Саус Бич – она еще там не была ни разу и отметили наше совместное предприятие обедом во
французском ресторане.
- Никогда не думала,что я закадрю такого солидного мена, – смотрела на меня своими голубыми, счастливыми глазами Оля.
–Я ведь любила  петь с детства. А о том, чтобы петь со сцены и не мечтала!Как мне повезло с тобой!
    Вечернее наше выступление прошло просто замечательно – Оля в новом платье выглядела как настоящая эстрадная
звезда, публика так и воспринимала ее, во всяком случае, как профессиональную певицу и денег мы собрали даже больше, чем в
первый день.
  Вторая наша ночь была еще более впечатляющей – Оля обволакивала меня как нежное, дурманящее облако, втягивала
меня в себя как торнадо и я чувствовал, что еще чуть-чуть, и я, как вода в ванне, могу с прощальным всхлипом весь исчезнуть
внутри нее.Вот такое у меня возникало тогда ощущение и я неожиданно для себя и своего возраста, показывал результаты,
которые не снились мне даже в юности.
- Река ты моя, голубоглазая, - говорил я Оле, целуя ее.
   Короче, не буду вам долго голову морочить, скажу только, что прожили мы так с ней около двух месяцев. Если говорить обо
мне – это были лучшие дни моей жизни, так я считаю даже сейчас. Но, ничто ведь в этом мире не стоит на месте, все движется,
все меняется,тем более отношения между людьми. Если б можно было человеческие отношения заморозить в какой-то одной,
самой приятной для обоих людей точке – была бы не жизнь, а сплошной кайф. А поскольку  жизнь имеет в своих карманах
миллион вариантов, которые может вам предъявить в любую минуту, то никто и ни в чем, даже в завтрашнем дне  не может быть 
уверен.А тем более в том, что к чему ты привык и тебе очень нравиться, что это все так и останется  до конца твоей жизни.
Привет мечтателям!
   Вот так и у нас с Олей.Все было у нас с ней замечательно, но вот  в ресторане к ней  с самого начала стали подходить и
наши, и американцы, дарили цветы, говорили комплименты, а некоторые даже дарили кольца с камнями, цепочки золотые... Я
говорил Оле:
- Мне кажется, тебе не стоит принимать такие подарки, их ведь просто так не дарят. Зачем тебе это? Хочешь что-нибудь,
скажи, я тебе куплю.
  А она смеялась:
- Раз дарят – значит хотят люди дарить – зачем мне их обижать? Им ведь приятно...
   Ну, что ей скажешь? Я не настаивал, потому что считал, что это, в общем, ее дело. Но меня задевали и мучили взгляды,
какими смотрели на нее почти все мужчины. Казалось, дай волю этим хищникам и они тут же набросились бы на Олю и
растерзали бы ее.
А потом появился у нас в ресторане один испанец, я сразу как его увидел, почувствовал что-то недоброе. Он все время
садился за ближайший к нам столик, вперивался в Олю немигающим цепким взглядом и так первые несколько вечеров сидел,
слушал ее пение и попивал пиво. Пару раз дарил цветы и говорил комплименты. А как-то раз, когда я вышел во время перерыва
в туалет  он подошел к Оле – я возвращаюсь в зал и вижу: они разговаривают. Поза у него понтярская – одной рукой держится за
колонну и раскачивается, как будто мышцы  спины качает или салсу танцует. И так говорит с женщиной. Мне это очень не
понравилось тогда, прямо кровь в голову ударила. Но я только крикнул: - Оля! – и пошел на сцену, включил синтезатор, сделал
проигрыш и Оля пришла и встала рядом со мной. А этот «салса» остался стоять у колонны, но раскачиваться перестал.
-Кто это такой? – как бы между прочим спросил я у Оли в перерыве между песнями.
- Кто? – спросила  она.
- Ну тот, с кем ты стояла сейчас.
- А, это испанец, сидит здесь часто. Интересовался, почему я не пою испанские песни.
После этого он частенько подходил к Оле, заказывал песню или просто задавал ей какие-то вопросы. А стоило мне куда-
нибудь выйти – то он тут же оказывался рядом с Олей.
 Так что с этого испанца и начались у нас сложности.
 Раньше мы вместе ездили по магазинам, за продуктами, за одеждой. Машину она водить не умела, так что даже за хлебом
ездил или я или мы вместе. А тут вдруг она как-то говорит:
- Я схожу в универсам. У нас кончилось масло и овощи.
- Что, пешком? – удивился я.
- Да, хочу начать ходить, а то я начала толстеть – целый день ведь сижу дома. Туда-обратно, вот и полторы мили сделаю.
Что я мог сказать? Не ходи?! Я же не тиран восточный...
Она ушла и вернулась через два часа. Продукты купила, но еще и платье дорогое, явно из бутика.
- Забежала в «Мейсис», там большой сейл, вот купила, ты не поверишь, 70 процентов скидка на клирансе, да еще одна
женщина мне купон дала...
Я не подал виду, но у меня тревожный звоночек прозвенел тогда. Не бывает на такие платья сейлов,клирансов да еще с
купонами. Но,возражал я себе, она могла купить платье на свои деньги,это ее право, она ведь зарабатывает сейчас неплохо, так
что чего я буду лезть в ее дела,задавать ненужные вопросы, выяснять...Так я себя убедил тогда. Но мысль, что возможно она
видится с этим испанцем в это время все же оставалась в моем мозгу, загнанная мною на самое дно сознания.
  А потом она уже уходила на эти эксесайсы без всяких предлогов, сказала, что нашла отличное место для джогинга – весь
Майами там бегает – дорожка вокруг гольфового поля в Авентуре. Уходила в шортах,кроссовках и в маечке, иногда в короткой
юбочке, и, что меня настораживало – всегда перед выходом красилась. Но, опять же, возражал я себе, – многие женщины не
могут выйти из дома без макияжа. Это известно. Предложить ей совместно прогуливаться вокруг гольфового поля я не мог – она
знала, что у меня артрит и я долго ходить не могу. Проследить за ней на автомашине – проехать вдоль дорожки вокруг
гольфового поля я мог, но не хотел. Что-то, кроме того, что это в общем-то гнусное занятие - следить за любимой женщиной –
удерживало меня. Теперь  то я знаю, что: я боялся вдруг не обнаружить ее там. Ведь могло быть и так, говорил я себе, что она
мне сказала неправду, ее там нет, я это узнаю, убежусь в этом.Ну и что? Дальше следовало выяснение отношений   с возможным
и явно неприятным для меня исходом – она уходит от меня. Этого я и представить себе не мог.
 Если отвлечься от этих ее в общем-то недолгих отсутсвий-два часа, плюс-минус, то все остальное у нас было без
изменений. Она была нежна со мной в постели, мы днем разучивали новые песни, репетировали, частенько обедали где-нибудь
вне дома, я старался каждый раз поразить ее чем-нибудь, какой-нибудь новой кухней – никарагуанской , например, или
японской...
А однажды вдруг в перерыве нашего выступления меня позвал к себе хозяин ресторана, предложил вместе с Олей выступить
на корпоративном пати, которое должно было состояться в нашем ресторане днем в воскресенье.Я дал согласие и  после этого
вернулся в зал.  Оли в зале не было. Это меня удивило, так как она всегда с интересом относилась к моим разговорам с
хозяином ресторана, ждала меня и тут же просила рассказать, о чем был наш разговор. А сейчас вдруг ее не было. Ну, может в
туалете? – подумал я и на всякий случай заглянул в холл, на кухню – ее там не было. Потом, когда стало ясно, что она не в
туалете, я спросил у дормена, где Оля и он сказал, что она минут 15 назад вышла на улицу.
На улице никого не было, накрапывал легкий дождь, на паркинге возле ресторана стояло несколько машин. Я, ничего не
подозревая, пошел вдоль стены ресторана, намереваясь заглянуть за угол, как вдруг у одной из машин открылась дверь, оттуда
вышла Оля и побежала ко мне.
- Ты куда пропала? – спросил я и почувствовал такую слабость в ногах, какая бывает у меня, когда я представляю, что  вдруг
падаю с высоты. Это у меня с детства – боязнь высоты. А такой эффект впервые.
-Ой, ты знаешь, пришел Пойо, он оказывается уезжал к себе в Венесуэллу и попросил меня выйти с ним на минутку. Он мне
подарил вот это колье, - показала она коробочку. – Не сердись, я не могла его обидеть. Ну, а из-за дождя мне пришлось сесть к
нему в машину.
Машина в это время проехала мимо нас и я узнал за рулем того самого испанца.
Сейчас он помахал Оле рукой и она ему ответила – тоже помахала рукой.
- Я ему сказала, что ты мой дядя, - сказала Оля.
- Почему? – у меня опять чуть не подкосились ноги.
- Ну, чтоб не задавал ненужные вопросы, – сказала Оля.
- Какие , например?
- Ну, связанные с возрастом. Все ведь думают, что ты мой отец.
 - Еще что ты про меня сказала? – спросил я.
- Что ты у меня очень строгий, - рассмеялась Оля и прижалась ко мне. – Не сердись, я люблю только тебя.
 Ну, какие могли быть у меня после этого еще вопросы?
А  дня через два  этот Пойо появился в ресторане, в перерыве что-то сказал Оле и после этого Оля вдруг мне говорит:
- Сережа,ты не будешь возражать, если Пойо сегодня отвезет меня домой?
- Почему ты не хочешь поехать со мной? – спросил я, понимая, что процесс идет по нарастающей и я не знаю, как его можно
остановить. И что самое страшное, это не в моих силах.
- Понимаешь, Пойо говорит, дядя ведь может  разок разрешить другому тебя отвезти домой. Что в этом плохого? У него,
говорит, есть очень хороший подарок для меня.Мне так интересно, что это. Ты ведь знаешь меня – я ничего не позволю ему,
можешь быть уверен. Дядя, ну разреши, - прижалась она ко мне.
- Поезжай, если так хочется, - сказал я, чуть не выдавив через силу эти слоова.
- Мне не хочется, Сереженька, - зашептала она мне на ухо. – Ты ведь знаешь, что я люблю только тебя.
Я поехал домой один и места там себе не мог найти, считал минуты, а когда прошло полчаса, не выдержал, вышел на улицу.
Оля приехала через полтора часа. Машина остановилась метрах в 50 от меня, она вышла, побежала ко мне, а Пойо
развернулся и уехал.
- Сереженька, прости, он предложил поехать в клуб, там сегодня пела Глория Фернандес, мне было интересно. Прости.
- Позвонила бы хоть, предупредила. – сказал я.
- Я не хотела просить у него телефон. А у меня ведь своего нет.
- Купим тебе телефон,-сказал я. – А где его подарок?
- Ты знаешь, он подарил мне деньги, - Оля достала из сумочки несколько смятых стодолларовых бумажек. – Сказал, чтобы  я
сама себе купила, что понравится...
После этого он еще несколько раз увозил ее после ресторана и привозил домой через полтора-два часа. А потом стал
заезжать за Олей даже днем, увозил, как она говорила, прогуляться на яхте.
Я оставался дома один и места себе не находил. «Так тебе и надо, старый дурак!» - говорил я себе.- « Связался с ребенком
и хочешь чувствовать себя с ней на равных?! Так что терпи, сколько сможешь и будь, что будет».
 А однажды днем я приехал из универсама, Оля встретила меня на пороге и сказала:
- У нас в гостях Пойо. Мы сейчас едем покататься на яхте.
Я ничего не сказал, прошел на кухню, положил продукты в холодильник,а когда вышел из кухни – увидел через щелку двери
такую картину: задранную вверх кофточку Оли,сверху джинсы испанца и его руку, гладящую олин живот.
Это было слишком. Я подошел к двери и ударом ноги открыл ее. Они тут же вскочили с кровати, Пойо что-заговорил, вроде,
простите, у нас это произошло случайно.
- Убирайся! – сказал я ему по-английски. - Быстро!
Он опять извинился. Взял Ольгу за руку и сказал:
- Пошли.
- Куда?! – я схватил его за шкирку и швырнул головой в дверь. – Это моя женщина!
Он вылетел в холл и сказал, обращаясь к Оле:
- Что он говорит?
- То, что слышал! – Я был в бешенстве – оно вдруг переполнило меня до краев и мне  показалось, что я могу его убить – и я
опять набросился на Пойо и с силой толкнул к выходу. –Убирайся, я тебе сказал!
Он остановился у двери и снова обратился к Оле:
- Он не твой дядя?
Я не видел в этот момент Оли, но слышал ее всхлипывания. Я открыл входную дверь и еще раз сказал ему:
- Это моя женщина! Убирайся!
Пойо стоял и смотрел на Олю.
- Кто он тебе?!
- Какое твое дело! – Я схватил Пойо  в охапку и потащил к двери. – Чтоб больше я тебя не видел!
Я вытащил его из квартиры и собирался эффектным пинком под зад спустить с нашей лестницы - она у нас  всего полмарша,
вреда особого ему не было бы. Но в этот момент Оля что-то крикнула ему, вроде, «прости, я сказала неправду»  и зарыдала в
голос и Пойо вдруг стал изворачиваться, впервые стал оказывать мне сопротивление и оказалось, что парень он достаточно
крепкий, накачанный, да еще моложе меня лет на 25. Но, поскольку инициатива была у меня, я успел крепко обхватить его за
шею  и стал прижимать  к перилам. У него было неудобное положение – ноги его оставались на площадке, а я, стоя уже на
ступеньках лестницы уверенно гнул его вниз, за перила. В принципе, я в любой момент мог, подтолкнув его слегка , отпустить и
он бы полетел вниз, за перила, высота хоть и не больше двух метров, но достаточная, чтобы хорошенько покалечиться. Но,
странное дело, чем больше я его гнул за перила, тем явственнее понимал, что не сброшу его вниз. А тут еще в меня вдруг
вцепилась Оля.
- Отпусти его! Он же убьется, если упадет! Пусти, слышишь! Или я вызову полицию! – кричала она.
Я тут же ослабил свою хватку, только хотел сказать Оле что-то колкое, как этот Пойо моментально высвободился из моих
рук, обхватил меня тем же приемом, прижал к перилам и через мгновение я уже падал вниз с высоты двух метров. То ли я успел
сгруппироваться, то ли просто удачно упал, но обошлось, слава Богу, без переломов. И что меня еще больно резанула, так это
то, что Оля даже не попыталась остановить Пойо, когда тот перебрасывал меня через перила. Встал я не сразу, было ощущение,
что внутри у меня все органы оторвались от мест своего крепления – все  нестерпимо болело. Я сидел на площадке не в силах
встать, Ольга стояла рядом с Пойо и горячо обьясняла ему, почему я не ее дядя и в этот момент приехала полиция. Жильцы
услышали крики, шум и позвонили в полицию,сами знаете,здесь так принято. Полицейские сделали мне обезболивающий укол и
предложили вызвать скорую. Я отказался – страховки у меня нет, а такой вызов влетел бы мне в копеечку. Потом полицейские
допросили нас, каждого в отдельности, я рассказал все, как есть, не знаю, что рассказывали они, но полиция решила так: я не
имею права больше подходить к Ольге, а Ольга и Пойо не должны больше приходить в мой дом. В случае нарушения этого
условия и я, и они будут нести ответственность по всей строгости закона. Мы все подписали этот вердикт, Оля собрала свои
вещи, сказала мне «Прости», ущла вместе с Пойо и больше я их не видел.
 Что вам скажу? Жизнь, до этого момента весело и беспечно подмигивающая мне разноцветными лампочками, осыпающая
меня праздничным конфети и карнавальным серпантином, ежедневно в течении двух месяцев преподносившая мне тихие
радости и неземные блаженства, вдуг померкла и с этого момента стала серой и унылой. Будто кто-то  в один момент выключил
рубильник удовольствий. Или перевел мою жизнь на запасный, самый скучный путь. Не знаю.
На работу я пошел через два дня, когда перестали болеть мои внутренности и я смог стоять у синтезатора. Играл  опять свой
старый репертуар. Так постепенно жизнь вошла в старое привычное русло и я вдруг понял, что человек легко привыкает и к
плохому и к хорошему, хоть и говорят, что к плохому привыкнуть нельзя. Очень даже можно!
Об Ольге я ничего не слышал, не попадался мне и Пойо – сгинули оба куда-то, так мне казалось. И вот только где-то через
год, наверное, встретил я как-то в русском продуктовом магазине знакомого саксофониста, Гену, мы с ним иногда вместе
выступали на свадьбах – он на саксе, я на клавишных. Поговорили о том о сем и Генка вдруг говорит мне:
- Слушай, я недавно тут был в стрип-клубе, ребята приехали из Киева и попросили сводить их.  Ну, я отвел их в «Долс». И
знаешь кого я там увидел?
- Кого? – спросил я, ничего не подозревая.
- Ту девчонку, которая пела в одно время у тебя. Забыл как звать.
- Что она там делала? – спросил я.
- Как что?! – удивился Генка. - Ты что, не в курсе? Выступала там у шеста, потом по кругу обходила клиентов. Скажу тебе – в
порядкае девка! Мои ребята  долларов 100 ей отвалили, не меньше, ну и она им все показала, что просили...
Неделю, наверное, я все думал – пойти мне в «Долс» или нет. И не выдержал все же, пошел.
Сел за дальний столик и оттуда стал дожидаться появления Оли.Девушки, оттанцевав свой номер у шеста, снимали трусики,
подходили к краю сцены и начинали передвигаться вдоль барьера,который отделял сцену от зрительного зала. За барьером
были специальные высокие стулья и те зрители, которые хотели увидеть  и рассмотреть какую-либо девушку поближе, занимали
места на этих стульях и готовы были платить девушкам за право рассматривать все их прелести в непосредственной
близости.Подойдя к клиентам у барьера, девушки  ложились на спину, раздвигали ноги,поднимали таз, а затем под музыку,
совершая волнообразные ритмические движения  приближали свою промежность прямо к лицам клиентов, раздвигали пальцами
половые губы, возбуждали свой клитор, давая возможность клиентам хорошенько рассмотреть интересующие их места,
засовывали пальцы во влагалице, потом переворачивались на живот и такими же волнообразными движениями медленно
поднимали зад и опять раздвигали ноги и приближали  свой зад к клиентам, раздвигали половые губы и т.д. Задачу ,
поставленную этим шоу,  девушки выполняли безукоризненно, а простота и автоматизм их действий через очень короткое время
вызывали ощущение обыденности и пристойности этого действа. Возбужденные клиенты, говоря девушкам комплименты и
ласковые слова, оттягивали резинку чулков на девушках и засовывали в чулки доллары.И это было единственное прикосновение,
которое разрешалось клиентам в таких заведениях.  За порядком следили грозные гориллы-секьюрити.  Большинство же
зрителей, как и я, сидели за отдельными столиками, попивали пиво и довольствовались разглядыванием девушек издали.
Оля появилась  неожиданно для меня – я уже впал в какую-то нирвану от музыки, от калейдоскопа голых тел на сцене и не
сразу врубился, когда увидел Олю, а когда понял, что это она – сам не знаю, какая сила вдруг подняла меня из-за столика и
потащила вниз, к барьеру, к высоким стульям. Я несся туда так, как вбегая в пустой зрительский зал с неномерованными
местами, люди в растерянности начинают суетиться, не зная, какое  лучше выбрать место. Я все же выбрал крайний стул, в
некотором отдалении от зрителей, уже сидящих у барьера и стал ждать, когда Оля приблизиться ко мне. Оля явно имела успех –
клиенты одобрительно хмыкали, мычали, стонали и резинки на ее чулках то и дело хлопали, поглощая очередные купюры. Тело
ее, которое приносило мне столько радости и блаженства теперь было выставлено на всеобщее обозрение и и, странное дело, я
вдруг понял, что смотрю на это совершенно спокойно, не кричу, не матюгаюсь, а оценивающе слежу за ее движениями, нахожу в
них особую пластику, женственность и привлекательность. И на лице у нее очаровательная улыбка, отметил я, как она легким
кивком головы благодарит каждого клиента, подарившего ей доллары, а какой у нее при этом теплый, влекущий и обещающий
взгляд ее голубых-голубых глаз! Я вспомнил, что почти с таким же неземным выражением на лице она пела свои жалостливые
песни и вдруг сообразил, что пение ее производило такое ошеломляющее впечатление на зрителей не только из-за голоса или
мотива песен, но еще и от актерской подачи , от этого ее чарующего взгляда голубых глаз. Да, эта девушка, возможно, рождена
была стать актрисой – только теперь понял вдруг я.Неужели этот стриптиз финал ее актерской карьеры? Или промежуточный
этап, как выступления со мной?
Из задумчивости меня вывел голос Оли:
- Привет! Не ожидала здесь тебя увидеть.
Она лежала передо мной на спине и в такт музыке начинала поднимать, расскачивая, свою попку.
- Я тоже, - сказал я. – Это Пойо тебя сюда устроил?
- С Пойо давно уже  все кончено, - сказала Оля, приближая ко мне свою розочку, так хорошо мне знакомую. – А как ты?
Один?
- Ты довольна? – не ответив на ее вопрос, спросил я.
- Да , - просто сказала Оля, раздвигая свои половые губки. – Здесь я хорошо зарабатываю. Отсылаю даже маме.
- Решила остаться в Америке?
- Да. Это лучше , чем быть студенткой дома, - Оля облизнула палец и засунула его себе во влагалище. – Ты меня
вспоминаешь?
- Очень часто, - сказал я. – Мне с тобой было хорошо.
- Хочешь, пойди к нашему менеджеру, закажи комнату и я к тебе приду, - сказала Оля, разглаживая пальцами свой клитор. –
Я все оплачу.
- Спасибо, не надо. Я просто хотел повидать тебя. – Я достал двадцатку и положил Оле за резинку чулка. - Будь счастлива!
Я встал и пошел из зала. По дороге меня чуть не остановил взгляд молодого негра с серьгой в ухе – он сидел на диване с
еще двумя неграми, явно завсегдатаями или работниками заведения. Этот взгляд молодого негра мне не понравился, такой это
был взгляд тяжелый, внимательный и сканирующий, как у собаки. Я еще несколько раз вспоминал потом этот взгляд и ловил себя
на том, что мне хочется выплюнуть воспоминание об этом взгляде, стереть, как то избавиться от него. А потом я подумал, что
возможно это был Олин сутенер.
Вечером в ресторане я как обычно исполнял свой инструментальный репертуар, все шло нормально и вдруг, после перерыва
я сам не знаю почему вдруг сыграл вступительные аккорды олиной песни и запел:
« За дальнею околицей, за молодыми вязами,
Мы с милым расставаяся клялись в любви своей.
И было три свидетеля, река голубоглазая,
Березынька пушистая, да звонкий соловей»
Пел я каким-то не своим, а явно, подделываясь под Олю, каким-то нищенским голосом, иногда подвывая ( так, помню, в
детстве в электричках пели нищие «раскинулось море широко!»), иногда, добавляя хрипотцу под Высоцкого и, должен сказать,
пел я с большим чувством, от души, сам даже прослезился пару раз. И клиентам в ресторане очень понравилось. Все хлопали и
даже кидали мне на синтезатор деньги.
 Август, 2010